Получив свою гитару, Калеб убедился, что она благополучно перенесла полет, подкрутил колки, ослабив струны, после чего вместе с водителем покинул здание терминала. Они прошли на стоянку для машин VIP-класса. Водитель открыл заднюю дверь черного полноприводного «кадиллака». Машина тронулась. Покинув территорию аэропорта, они влились в плотный транспортный поток, напоминавший вязкую, тягучую жидкость. Поток едва полз, то и дело останавливаясь. При такой скорости в Лос-Анджелес они попадут только через два часа. В этом городе были совсем другие звуки, и Калеб жадно впитывал их, составляя свое первое впечатление о Лос-Анджелесе.
Пробки сказывались на настроении и состоянии тех, кто сидел в машинах за тонированными стеклами. Кто-то, не выдержав, принимался сигналить. Кто-то – скорее всего, местные яппи – откидывал верх и орал на соседей. Водитель включил радио, слушая монотонный выпуск новостей. Сообщения из горячих точек планеты, новости Уолл-стрит. Исправно работающий кондиционер нагнетал холодный воздух. Калеба удивляла полная невозмутимость водителя. Среди окружающего безумия он казался островком спокойствия. Он не давил на сигнал, не высовывался из окошка – прирожденный водитель дорогих машин с полным приводом.
– Первый раз в Лос-Анджелесе? – спросил водитель, глядя на Калеба в зеркало заднего вида.
– Да. И в Калифорнии тоже.
Тот кивнул, словно так и подумал. В это время поток снова тронулся, и водитель опять сосредоточился на дороге.
Калеб считал, что они едут прямо в Лос-Анджелес, но водитель привез его в городок Калвер-Сити. Остановив машину возле местной студии, он высадил Калеба, передал ему пропуск и предложил отвезти в отель все его вещи, но Калебу не хотелось расставаться с гитарой. Да и глупо отправлять водителя с одной сумкой. Поблагодарив за встречу и поездку, он сказал, что потом доберется самостоятельно. Шагая к студии, Калеб чувствовал себя «саквояжником»
[10].
Взглянув на его пропуск, охранник что-то промямлил насчет площадки Б. Ориентируясь по указателям, Калеб отправился искать эту площадку. Вскоре ему стали попадаться другие участники конкурса. В основном это были молодые парни и девчонки. Они толпились возле дверей, изо всех сил стараясь не выглядеть смущенными и потерянными.
Среди них Калеб заметил смешную девчонку, которую запомнил по прослушиванию. Она тогда пела панк-рок. Странно, что он не увидел ее еще в самолете. Потом он вспомнил: она ведь из Селмы. Значит, летела из аэропорта Сан-Антонио. Девчонка стояла возле дверей, жевала резинку и носком своей безумной красной туфли пинала кустик травы, росшей среди растрескавшихся тротуарных плиток.
– Привет! – поздоровался Калеб. – Я тебя помню.
Девчонка подняла голову, потом огляделась по сторонам, желая убедиться, что сказанное относится к ней.
– Помнишь? А откуда?
– Ну как же? Ты певица из Селмы. У тебя потрясающий голос.
Обладательница потрясающего голоса густо покраснела, уперев глаза вниз. Прошло секунд тридцать, прежде чем она заговорила снова.
– Мне шестнадцать, – вдруг сообщила она.
– Рад познакомиться, шестнадцатилетняя, – сказал Калеб, протягивая руку. – А я Калеб.
– Прикольно, – отозвалась девица. – Вообще-то, меня зовут Аманда, но все называют меня Пандой.
– Хорошо, я тоже буду так тебя называть. А теперь скажи, Панда, ты знаешь, куда нам идти дальше?
– Недавно приходил какой-то дядечка и велел всем ждать здесь. Это все, что я знаю.
– Я и этого не знал. Спасибо.
Калеб бросил на щербатый тротуар свою сумку, на нее осторожно опустил футляр с гитарой и сел рядом. Девчонка продолжала пинать несчастный кустик травы.
– Я не нервничаю, – вдруг заявила она. – Мачеха мне все уши прожужжала: только не показывай, что нервничаешь. Камеры это сразу усекут. Имидж будет попорчен. Но я не нервничаю. Я просто… застенчивая.
– Говоришь, застенчивая? – удивился Калеб. – А мне показалось, сердитая.
– Сердитая? С чего мне сердиться?
– Не знаю. Спроси у травы, которую пинаешь, чем она тебя рассердила.
Нога в красной туфле застыла. Переступив через злосчастный кустик, Панда села рядом с Калебом, прижав колени к подбородку.
– А ты? – спросила она, помолчав пару минут.
– Что я?
– Ты нервничаешь?
– Да, – признался Калеб. – Нервничаю.
Он прикинул число участников. Человек тридцать: сидящих, стоящих и слоняющихся возле входа. Наконец створки большой двери разошлись, и оттуда вышел мужчина в полотняных шортах и пестрой гавайской рубашке. Его сопровождала стайка вертлявых ассистенток. Мужчина хлопнул в ладоши, и все, кто сидел, тут же вскочили на ноги. Все, кроме Калеба.
– Навострите уши, оболтусы и оболтусихи, – вместо приветствия произнес мужчина. – Меня зовут Гарт. Я ваш продюсер. Сегодня плотно работаем весь день. Будет много важной для вас информации, так что слушать внимательно. Вначале – несколько основополагающих правил. Уверен, что все вы слышали от родителей, учителей и прочих взрослых, желавших вам добра, такую фразу: «Нет глупых вопросов за исключением тех, которые вы не задали». Говорю вам: это сущее вранье. И потому первое правило: не задавать вопросов. Вас тут – голов сорок. И нас – человек двадцать, возящихся с вами чуть ли не круглосуточно. Если своим дурацким вопросом вы отнимете хотя бы минуту времени, при умножении на шестьдесят это дает час. По крайней мере, в моем мире. И в моем мире час студийного времени стоит таких деньжищ, которые вам и не снились. Я не собираюсь вас пугать. Вы попали в новую реальность. Так что привыкайте к ней.
Гарт кивнул одной из ассистенток. Та поднесла ему планшетку. Он пробежал глазами пришпиленный лист и вернул планшетку.
– Даглас Карпентер! – выкрикнул Гарт.
Из толпы вышел рыжеволосый парень. Все лицо его было густо покрыто возрастными угрями.
– Даглас, ты исключаешься из числа участников.
– Что вы сказали, сэр?
– Я сказал: ты свободен.
– Как это понимать?
– Ты слышал правило номер один, касающееся вопросов? Но тебе я отвечу. Заполняя анкету, ты, молодой человек, наврал про то, что у тебя не было неприятностей с полицией. Были. Поэтому мы с тобой прощаемся. Лейла – моя ассистентка – проводит тебя в гостиницу и закажет обратный билет на самолет.
Парень стыдливо опустил голову и поплелся вслед за ассистенткой.
– Вот вам и второе правило, – продолжал Гарт. – Не врать. Ни мне, ни моей команде. Вообще никому. И третье правило: не пялиться в камеру. Сегодня у вас, так сказать, акклиматизация, и снимать мы вас не будем. Но все остальные дни вы будете окружены камерами. Множеством камер. Везде. Даже в отеле, когда вы репетируете свои песни. Не обращайте на них внимания. Не вздумайте играть на камеру. Делайте вид, будто их нет. Мне помогает, когда я представляю, что камеры – это моя жена. Правда, вы еще слишком молоды и вам этого не понять. И все равно не дергайтесь из-за камер. Постепенно вы к ним привыкнете и действительно перестанете замечать.
