Она подумала: что, если она всегда будет так одинока, как в эту минуту, одна во всем мире — без мужа, без детей, без сестры, без родителей, без лучших друзей? Что, если бы она была бездомной, бродягой, без связей, без отношений? Что, если бы она была одна? Было бы ей тогда легче умирать? Потому что Вики действительно не могла представить ничего хуже, чем умереть и оставить своих близких людей. Человек умирает в одиночестве. Смерть только доказывала, что, какими бы связями ни был связан человек с другими людьми, на самом деле он был одинок.
Темноту разрезал голос:
— Вики!
Она обернулась. Тяжело дыша, на холм поднимался Тед. Он был словно ее отец, который пришел отругать ее за то, что она сбежала. Но когда он подошел ближе, Вики заметила на его лице выражение беспокойства. Он беспокоился о ней, и не зря. Что она, собственно говоря, делала?
— Вик, — спросил Тед, — ты в порядке?
— Я скоро умру, — прошептала она.
— Ш-ш-ш, — сказал Тед. Такой же звук он издавал, когда Блейн был совсем маленьким. Тед обнял ее. Она вся горела, не только угольки у нее в легких, но и все тело. Вики пылала от болезни, от бунтарских клеток. Их невозможно было прогнать. Она вся была болезнью. Оказавшись в объятиях Теда, Вики начала дрожать. Она замерзла, стоя там, на обрыве, на холодном морском ветру. Она стучала зубами. Руки Теда были самыми сильными руками на земле, которые Вики знала. Она вдыхала его запах, поглощала его тепло, она терлась своей щекой о его футболку. Это был ее муж, она знала его, и все же он был очень далеко от нее.
— Я это чувствую, — сказала Вики. — Я умру.
— Вики, — произнес Тед и обнял ее крепче, и ей было хорошо, но затем он, практически незаметно, вздрогнул.
— Я встала посмотреть на мальчиков, — сказала она. — Я просто хотела посмотреть, как они спят.
— Ты должна спать, — ответил он. — Что ты здесь делаешь?
— Я не знаю. — И она почувствовала себя безрассудной и безответственной. — А ты? Что, если мальчики?..
— Когда я понял, что ты ушла, я разбудил Бренду, — сказал Тед. — Она пообещала, что побудет в нашей комнате, пока я не приведу тебя домой.
«Словно беглянку», — подумала Вики. Но она не могла сбежать и не могла спрятаться. Сколько ей еще нужно времени, чтобы это понять?
Тед держал ее за плечи и пытался заставить посмотреть на него. Его лицо сияло от слез. Он был сильным, мускулистым и знал обо всем на свете. Ее муж. Но слезы катились у него по лицу, и в голосе звучала мольба.
— Ты должна выздороветь, Вик. Я не могу без тебя жить. Ты меня слышишь? Я люблю тебя так сильно, что эта любовь поднимает меня над землей, она толкает меня вперед. Ты толкаешь меня вперед. Ты должна поправиться, Вик.
Вики пыталась вспомнить, когда она в последний раз видела Теда таким, всецело поглощенным эмоциями. Может, в тот день, когда он сделал ей предложение, или тогда, когда родился Блейн. Вики хотела сказать ему: «Да, хорошо, я буду бороться ради тебя, ради детей». Это было бы похоже на сцену из фильма, когда все переворачивается, а они вдвоем стоят на обрыве у маяка под большим темным небом; это было бы прозрением. Все бы изменилось; она бы поправилась. Но Вики не верила в слова, она знала, что они не правдивы, и не хотела их произносить. И она ничего не сказала. Вики подняла лицо к звездному небу. У нее было все, и главной проблемой, связанной с этим, было то, что ей было что терять.
— Я не могу ничего изменить, — призналась она Теду. — Слишком поздно. Я чувствую себя просто ужасно.
— Я знаю, — сказал Тед. — Поэтому я и пошел за тобой.
Они не занимались любовью уже практически месяц, и Тед никогда не прикасался к ней нежнее, чем в этот момент. Он взял ее на руки и понес домой.
* * *
У Бренды зазвонил телефон. Она была на тридцатой странице своего сценария и стремительно двигалась вперед; слова приходили к ней быстрее, чем она могла их записать. Она была слишком занята даже для того, чтобы просто посмотреть на дисплей. Собственно говоря, Бренда и так знала, что это был либо Брайан Делани, либо ее мать. Телефон перестал звонить. Бренда услышала мягкий шум лифта где-то в другой части больницы, а затем полный энтузиазма голос ведущего «И-Эс-Пи-Эн».
Вики встречалась с доктором Олкотом за закрытой дверью. Бренда знала, что у ее сестры сильно упал уровень лейкоцитов в крови и температура поднялась практически до сорока градусов. Доктор Олкот хотел отложить химиотерапию до тех пор, пока анализы не улучшатся, а температура не спадет. Если когда-то и был день, когда Бренде следовало молиться, то именно сегодня — но почему-то единственным местом, где Бренда могла писать, была комната ожидания в онкологическом отделении нантакетской больницы. Это было какой-то бессмыслицей. Каждое утро у Бренды была возможность в полной тишине работать на пляже. Но, приходя на пляж, она впадала в ступор и могла думать только об Уолше. Бренда еще раз попробовала писать в кафе «Ивен Киль», но ничего не вышло — ее отвлекали другие парочки, которые завтракали, держались за руки, шептались. Кофе с молоком казался ей слишком сладким. Бренда поняла, что могла писать сценарий только тогда, когда должна была заниматься чем-то другим. Например, молиться. Или волноваться.
Ее телефон снова зазвонил. Бренда была как раз на середине той сцены, когда Кельвин Дер приходит на похороны Томаса Бича — прячась за чужими спинами, чтобы в нем не узнали человека, которому принадлежала лошадь-убийца, — и в этот раз он впервые видит красавицу невесту Бича, Эмили. Бренда абсолютно отчетливо представляла себе эту сцену — надетая набекрень черная шляпа Дера, взгляды, встретившиеся среди дюжины переполненных церковных скамей. Наконец Дер набрался смелости и заговорил с Эмили. Он подошел к ней на церковных ступенях после службы, чтобы выразить свои соболезнования.
— Вы знали моего Томаса? — озадаченно спросила Эмили. — Вы были друзьями?
И Кельвин Дер, воспользовавшись возможностью, ответил:
— Да, друзья детства. Мы давно не виделись. Я был в отъезде.
— В отъезде? — удивилась Эмили.
— За границей.
Брови Эмили изогнулись дугой. Она была молода, с Бичем обручилась совсем недавно и (что Бренда доказывала в своей диссертации) была приспособленкой. Смерть жениха опечалила Эмили, но в то же время девушка была заинтригована встречей с незнакомцем, другом детства Томаса, только что вернувшимся из-за границы.
— Правда? — произнесла Эмили таким тоном, который мог подразумевать практически все что угодно.
Телефон замолчал, затем зазвонил снова. Рингтон «К Элизе» был просто ужасен — создавалось такое впечатление, словно обезьянка крутила шарманку внутри консервной банки. Бренда, не глядя, залезла в сумочку и достала телефон.
Мама.
Бренда вздохнула. Отложила ручку. У Эллен Линдон началась настоящая истерика, когда она услышала, что у Вики жар; она наверняка хотела узнать, что сказал доктор. Бренде в любом случае нужно было в туалет. Она взяла трубку.
