Шампань с любопытством посмотрела на полотна.
– Грязные ублюдки, – возмущенно заключила она. – С другой стороны, теперь понятно, почему у них такие странные красные носы.
– Прошу прощения? – опешила Тэлли.
Глаза Предков заметно вылезли из орбит. На лицах вздулись синие жилки, о которых и не думали живописцы, накладывавшие мазки на холсты.
– Вы же сами только что сказали, что все они больны венерическими болезнями, – протрубила Шампань.
Портреты затряслись от негодования.
– Нет-нет, что вы! – в ужасе воскликнула Тэлли. – Венери – это наша фамилия.
Шампань снова прошлась по полотнам своим откровенным беспощадным взглядом.
– Вот как И правда, кто согласится заниматься сексом с такими уродами?
– Не желаете посмотреть другие картины? – поспешно предложила Тэлли, чувствуя спиной обжигающие взгляды разгневанных Предков. – В Зеленой гостиной есть очень хорошие работы голландской школы.
– Какая скукотища! – прогремела Шампань. – Кому захочется смотреть мазню голландских школьников?
Сказать, что древние сокровища «Маллионза» не произвели на Шампань никакого впечатления, значило ничего не сказать. Пятнадцать минут спустя Тэлли была на грани отчаяния. Взглянув на корсет королевы Виктории, выставленный напоказ в Зеленой гостиной, Шампань с отвращением спросила, как королева могла носить такое грязное старье. Библиотека ее интересовала только до тех пор, пока до нее не дошло, что там нет видеокассет. Предложение показать своего Гиббонса было встречено с воодушевлением, но когда Тэлли с гордостью подвела Шампань к резному мраморному камину в Голубой комнате, одному из лучших творений мастера, та спросила, а где же обезьяна. Заявление Тэлли о том, что ковры являются творением рук братьев Гобелен, вызвало у Шампань скептическую усмешку.
– Как вы можете говорить такую ерунду? – с нескрываемым презрением спросила она.
Нисколько не тронуло Шампань и откровенное признание Тэлли, что вместо бассейна «Маллионз» может похвастаться разве что ведрами, расставленными повсюду, чтобы собирать дождевую воду, протекающую сквозь дырявую крышу. Наконец до Тэлли дошло, что Шампань нужен не загородный дом, а загородный отель. Причем желательно обладающий всеми мыслимыми удобствами, кишащий прислугой и выставляющий баснословные счета за проживание.
Не было никакого смысла показывать Шампань спальни, но она настояла на этом, загасив окурок пятой сигареты о мореные дубовые перила. И вот когда близкая к отчаянию Тэлли повела ее на второй этаж, разразилась катастрофа. Шампань чеканила шаг, утопая тонкими шпильками в старинном дубовом паркете, и вдруг один из самых массивных портретов Предков, неожиданно оторвавшись от стены, покачался как пьяный на одном гвозде и рухнул вниз. Тяжелая рама, в которую был заключен третий граф, ударилась об пол в каких-то дюймах от ног Шампань. Еще одна секунда, и картина проломила бы ей череп. Но этой-то секунды и не хватило, печально подумала Тэлли. В конце концов, ничего страшного не произошло бы. В черепе Шампань, судя по всему, серого вещества совсем немного.
Шампань потребовалась целая минута, чтобы осознать, что она осталась жива. Ее зеленые глаза округлились, а большой красный рот раскрылся, издав оглушительный рев, вызвавший сход лавины штукатурки и едва не сорвавший остальные портреты.
– Выведите меня из этой мерзкой дыры! – крикнула Шампань. – Быстрее! Это отвратительно. Я ненавижу этот дом. Я не собираюсь жить в какой-то старой лачуге, где стены покрыты венерическими болезнями и гоблинами! Мы поселимся в Сент-Джон-Вуд, как и все. Если это место подходит для Лайэма Галлахера
[22] с его Патси, оно подойдет и для нас с Конэлом.
Когда белый лимузин наконец скрылся из виду, Тэлли с огромным облегчением осмотрела упавшую картину. Как по волшебству, на тяжелой раме эпохи короля Якова не было ни царапины, и лестница тоже почти не пострадала. Опустившись на колени на холодные мраморные плиты, Тэлли оглянулась вокруг. Предки, к которым вернулось равновесие в прямом и переносном смысле, смотрели на нее с одобрением. Она готова была поклясться, что в их нарисованных глазах горят веселые искорки.
Состроив Предкам рожу, Тэлли вздохнула. Продать «Маллионз» окажется еще труднее, чем она сначала думала. Особенно теперь, когда дом, похоже, взял дело в свои руки.
10
– О боже! – воскликнул Джош, пожирая взглядом первую полосу «Сан». – Он слетел с верхней строчки в хит-парадах и стремительно падает вниз.
Дело происходило неделю спустя. Джейн оторвалась от газет, из которых она узнала печальную историю о том, что Конэл О'Шонесси проиграл дело против своего бывшего барабанщика. Суд постановил, что «Жаркий галоп» все же является творением некоего Даррена Диггла, которому униженный сердцеед должен был выплатить многомиллионную компенсацию.
– А знаете ли вы, что это значит? – прокаркал Джош. – До свидания, Шампань. Прощайте, мои пузырьки.
Он был в восторге. Любое событие, связанное с Шампань, играло на руку «Блеску»: журнал, в котором она вела колонку, также удостаивался упоминания.
– Чудненько, – заметил Вэлентайн. – Она бросит этого О'Шонесси перед самой свадьбой. А как же насчет «и в достатке, и в нужде»? Бедняге сейчас как никогда нужна ее поддержка.
– Будь ее воля, Шампань наверняка постаралась бы вычеркнуть слова «и в нужде» из службы венчания, – возразила Джейн. – Так что на ее поддержку бедняге Конэлу рассчитывать не приходится.
Как только позвонила Шампань, сразу стало ясно, что Джош прав. Светская красавица без каких-либо угрызений совести отшвырнула О'Шонесси, словно стреляную гильзу.
– Жаль, конечно, – призналась Шампань Джейн. – Но на самом деле музыка его мне никогда особенно не нравилась. К тому же, если честно, Конэл чересчур неотесанный. Правда, мужское достоинство у него просто огромное.
Мысли Джейн тотчас же лихорадочно метнулись к другому человеку, наделенному природой таким же богатством. Сглотнув комок в горле, она постаралась найти в случившемся светлые стороны. По крайней мере, Шампань не выходит замуж, и ей не придется писать подробный отчет о свадебной церемонии, шикарном приеме, медовом месяце и всем остальном. Столько шумихи вокруг брака, который все равно распался бы через пять минут. Джейн не сомневалась, что Шампань без сожаления дала бы О'Шонесси отставку, как только ей подвернулась бы более выгодная партия. Постоянство в понимании Шампань – это быть верной одним и тем же духам.
Джейн пришла к выводу, что, пообщавшись с Шампань, даже Элизабет Тейлор
[23] стала бы относиться к браку цинично. Подумать только, а ведь еще совсем недавно она сама так страстно мечтала выйти замуж. И за кого? За Ника, до сих пор регулярно раз в неделю наведывающегося в квартиру, чтобы раскопать еще пару пластинок и съеденный молью свитер. Однако Джейн подозревала, что в действительности ее бывший приятель просто хочет проверить, не переехала ли она куда-нибудь в другое место. Эх, если бы только у нее хватило на это сил. Но сейчас Джейн меньше всего на свете хотела тратить свои выходные, таскаясь по убогим облупленным конурам Южного Лондона, похожим на тюремные камеры, – единственное жилье, которое она могла себе позволить на свою зарплату.
