— Я знаю, — кивнула Мелори. — Слышала.
Джил взглянула на нее настороженно:
— Он играл для вас или вы просто подслушивали?
— Сначала подслушивала, потом он играл для меня, — призналась Мелори.
В этот момент Адриан повернулся от окна, заметил девушек и устремился к небольшому дивану, на котором они обе сидели.
— Похоже, у вас тут совещание, — проговорил он с улыбкой, и эта улыбка предназначалась в первую очередь Мелори. — Не возражаете, если я прерву его и присоединюсь к вам?
— Никоим образом, — заверила его Мелори, и ей показалось, что Джил скорчила недовольную гримаску.
— Вы окажете нам честь, Адриан, — в следующую секунду улыбнулась Джил. — Не так часто вы проявляете интерес к подобным вечерам и даже прервали наше, как вы выразились, «совещание». Уж не чары ли мисс Гувер тому виной?
— Думаю, — серьезно ответил Адриан, — что мисс Гувер, и правда, волшебница. Я побеседовал с дочкой несколько минут назад, и она сообщила мне, что уже «очень-очень любит» свою гувернантку. А ведь еще никому — ни мисс Пенеркорн, ни Дарси — не удавалось завоевать любовь прекрасной Серены!
Мелори почувствовала, что краснеет от этих комплиментов, и Джил Хардинг покосилась на нее с печальной улыбкой:
— Вот как, мисс Гувер? Серена влюбилась в вас! Интересно, как много побед вы еще одержите в «Морвен-Грейндж», прежде чем отсюда уедете?
Тон девушки был веселым, но Мелори смущенно решила, что настал момент поискать свою маленькую подопечную и уложить ее спать. Однако прежде, чем они с Сереной покинули комнату, Мелори заметила, что Адриан больше не сидит рядом с Джил на диванчике. Он вновь стоял у окна и смотрел в ночь с тем же отрешенным и потерянным выражением лица.
Серена легла в постель, как всегда, с Белиндой. Было условлено, что нового жильца, котенка, Мелори заберет в корзинке с собой, чтобы, как в некоторой тревоге выразилась Серена, «Белинда, внезапно проснувшись, не съела его ночью!».
— О, я не думаю, что Белинда любит полакомиться котятками, — заверила ее Мелори, — но это создание слишком крошечное, и будет лучше, если я пока возьму заботу о нем на себя. К тому же он еще не приучен не пачкать в доме.
Вскоре Серена уснула в обнимку с таксой, а Мелори устроилась в своей комнате в кресле у окна с раздвинутыми занавесками; рядом в корзинке тихо похныкивал котенок. Девушка прислушивалась к музыке и голосам, доносившимся из гостиной, расположенной прямо под ней.
Они снова танцевали, хозяева и гости, танцевали под пластинки, крутившиеся на мощном проигрывателе, который Мелори мельком заметила в углу комнаты. То есть танцевали гости, а хозяин и мисс Мартингейл, чувствовавшая себя не совсем здоровой, уютно устроились в освещенном мягким светом алькове, скрытые букетами белых лилий…
Мисс Мартингейл, красавица, словно сошедшая со старинных французских полотен, балерина, которой предсказывали будущее великой Павловой, не выходила у Мелори из головы. Девушка снова и снова спрашивала себя: пожелает ли такая женщина отказаться от поклонения, оваций и шумного успеха, чтобы стать женой такого мужчины, как Райф Бенедикт? Он так много может предложить ей, и, если Соня смотрит в будущее, она вполне может решить, что стабильность и полная защищенность стоят гораздо дороже, чем мимолетная слава и почести, ждущие впереди. А уж если она влюблена…
Взяв на руки котенка, Мелори встала и подошла к окну. Звук шагов на террасе заставил ее посмотреть вниз. В прохладную звездную ночь вышли два человека. Женщина куталась в меховое манто, накинутое поверх золотистого вечернего платья. Изумрудные серьги и длинные, до локтей, перчатки из зеленоватого бархата; легкая, грациозная походка… Мужчина рядом с ней был высок и широкоплеч, в смокинге, без пальто. Гордо поднятая голова, надменное лицо, руки в карманах… Красивая пара неспешно пересекла гладкую лужайку и скрылась во тьме, исчезла в лабиринте зарослей.
Мелори отпустила занавеску и решила, что пора ложиться спать. Затем она печально вздохнула.
До чего же, наверное, приятно быть знаменитой балериной!
Глава 7
Весна наступила стремительно. На извилистой подъездной аллее распустились первые азалии. Мелори не терпелось увидеть их во всей красе — миссис Карпентер сказала, что они образуют сплошной ковер от ворот до середины дороги, где эстафету у них перенимают рододендроны. Ковер цветов, переливающийся восхитительными оттенками, от кремово-розового до медно-рыжего…
На южной стороне распустилась желтофиоль, и ее аромат наполнял воздух. На ветру, под еще голыми ветвями деревьев, стоявших на страже аккуратно подстриженных лужаек, танцевали бледно-желтые нарциссы; в тени сочными пурпурными пятнами выделялись ирисы на высоких стеблях. Трава фруктового сада быстро тянулась ввысь, и на ней грациозно покачивали головками первоцветы. А на террасе в живописных каменных вазонах пробудились стелющиеся побеги обретии, введенные в заблуждение обманчиво ранней весной.
Во время ежедневных прогулок с Сереной Мелори часто мельком видела мисс Мартингейл, укутанную пледами и полулежащую на длинном шезлонге, — что еще нужно тому, кто восстанавливается после «полного упадка сил в результате переутомления», как писалось в газетах? Принимая солнечные ванны, балерина защищала глаза темными очками. Обычно хозяин дома был рядом с ней, чинно беседовал, то развалившись в кресле, то стоя у одного из каменных львов, украшавших террасу.
Иногда и остальные гости разбредались по террасе, порой Мелори и Серена встречали их в саду — дам и кавалеров, разряженных в пух и прах лондонскими портными, имеющими смутное представление о том, какая одежда годится для сельской местности. Седовласый Джон Кармайкл, верный рыцарь мисс Мартингейл, иногда оставлял свою звезду в одиночестве и, разъезжая на большой машине по окрестностям, не упускал случая весело помахать гувернантке и ее подопечной, а пухленькая миссис Эйнсворт, костюмерша Сони, даже присоединялась к ним на прогулках.
— Ох, толстею, — жаловалась она; в ее голосе слышался слабый ланкаширский акцент, который мисс Мартингейл не удалось окончательно искоренить, — и мне нужен моцион. Но эти туфли… — Бедняжка то и дело спотыкалась на высоких каблуках. — Они изо всех сил стараются меня убить!
Мелори, в конце концов, предложила ей пару своих ботинок, и миссис Эйнсворт преисполнилась благодарности. Балерина же, которой она похвасталась обновкой, совсем не выглядела довольной.
— Если тебе нужны туфли, почему ты не купишь их, Лотти? Ты не должна одалживаться у гувернантки! — Соня произнесла слово «гувернантка», как будто оно ассоциировалось у нее с самой последней служанкой.
— Но она такая милая, — попыталась защитить девушку, только что вошедшую в дом, миссис Эйнсворт. — Даже очень хорошенькая… в самом деле хорошенькая! Она должна работать в Лондоне, где ее смогут видеть, а не суетиться вокруг этого испорченного глупого ребенка.
— Серена — племянница Райфа, не забывай, — напомнила ей Соня, капризно скривив ярко-красные губки. — Если мисс Гувер захотелось стать гувернанткой, это ее личное дело. Но ее положение в доме не вызывает никакой симпатии.
