– Только странно, почему же он тогда пытался клеиться ко мне? – удивилась Леся.
Кира открыла рот, чтобы сказать, что композитор, похоже, увидел в ее подруге некий скрытый потенциал, но раздумала. В последнее время Леся стала слишком уж болезненно относиться ко всему, что было так или иначе связано с ее весом.
Подумать только, она перестала печь любимые Кирины заварные булочки с творожным кремом! А все потому, что они, видите ли, были слишком калорийными. Если Леся сообразит, что композитор ухаживал за ней, потому что она полнеет, то может и вовсе перестать готовить!
Кошки дожидались подруг в компании с Веточкой. Та уже окончательно освоилась в доме. И теперь первым делом кинулась ставить чайник и готовить бутерброды. Ранний завтрак для людей, которые хорошо к ней отнеслись. Подобная услужливость Веточки умилила подруг. Удивительный ребенок!
– Ты и готовить умеешь?
– Немножко. То есть раньше я не умела. Ну, когда с мамой и папой жила или потом с бабушкой. Но дядя Слава ведь совсем не умеет готовить. Только пельмени варит. Так что я понемножку научилась. Суп и кашу варить просто. Только нужно знать, сколько воды добавить, чтобы не получилось слишком густо или слишком жидко. Картошку и сосиски сварить – это тоже ерунда. Хотите, я вам их сварю?
– Давай!
И когда целая пачка сосисок варилась и булькала в кастрюле, соскучившаяся Веточка развлекала подруг, танцуя и напевая какую-то песенку на французском языке. Когда девочка закончила представление, Леся спросила у Веточки:
– А кто научил тебя хорошо петь?
– Светлана Анатольевна.
Подруги насторожились. А это еще кто?
– Это моя учительница музыки.
– Во Дворце творчества юных? Бывшем Дворце пионеров?
– Вовсе нет! Я эту песенку только месяц назад выучила. Со Светланой Анатольевной!
– А кто она?
– Учительница, – пожала плечами Веточка. – Она и других девочек, которые у Стасика работали, тоже учила петь. Стасик каждый день возил меня к ней, пока я не научилась все делать правильно.
– А танцы?
– Этому уже Елена Борисовна учила.
– Тоже учительница?
– Ну да.
– И к ней тебя возил тоже… Стасик?
– Ну, конечно!
– А куда еще он тебя возил?
Девочка замялась с ответом. Но подруги поняли и так, без слов. Куда только не возил это дитя мерзавец Стасик! Убить его за это – и то мало!
– И носит же таких уродов земля-матушка!
– Адреса этих своих учительниц ты помнишь?
Веточка отрицательно помотала головой. Сейчас она была увлечена тем, что кормила кошек с рук вареными сосисками.
– Ты сама ешь! – не выдержала Леся. – Зачем ты их кормишь?
Вместо слов Веточка посмотрела на нее. Личико у нее оказалось неожиданно заплаканное.
– Что с тобой? – всполошились подруги. – Что случилось? Кошки тебя оцарапали? Так гони их!
– Нет, нет! Кошечки хорошие! Не надо их гнать!
– А что же случилось?
– Вспомнила сейчас… У нас с мамой тоже жила кошка. Серая такая, а лапы были белые. Мы ее молоком поили. И рыбку она любила. А потом мама умерла. И ничего не стало. Почему она умерла? Почему, а?
Что могли ответить подруги девочке на этот вопрос? Нужно было срочно чем-то отвлечь ребенка. И Кира вытащила из сумки первую попавшуюся вещь. Это оказался блокнот, который она стащила в борделе.
– Смотри, какой блокнотик! – заискивающе произнесла Кира. – Хочешь порисовать в нем? Красивый блокнотик? Правда?
– Это блокнот дяди Никиты, – совершенно спокойно, и уже вытирая слезы, сказала Веточка. – А откуда он у вас?
– Дяди… Дяди Никиты?! Так ты знаешь Никиту? Откуда?!
– Он часто приезжал к нашему Стасу, – вздохнула Веточка. – И всегда в руках у него был этот блокнот. Стасик говорил, сколько каждая из нас заработала за день, а Никита записывал. Стас не всегда правду говорил. И тогда они ругались.
Вот оно что! Вот что это были за таинственные цифры в блокноте Никиты! Суммы, которые приносили бедные девочки своим хозяевам. Вернее, одному из них – главному. Всеволоду… Веточка давно уже забрала полюбивших ее кошек и ушла к себе в комнату, спать. А подруги все сидели и думали.
Теперь факт торговли детьми Всеволодом был установлен совершенно точно. Никита и Стасик работали на него. И оба прекрасно знали о том, что происходит. Никита еще и дополнительно контролировал Стасика. Видимо, по указанию хозяина. И, очевидно, еще и потому, что последний не пользовался особым доверием Всеволода.
– Вот вам и причина, чтобы избавиться от хозяйского надзора. И стать независимым.
Было решено – не спускать со Стасика глаз. Тем более что третья подозреваемая, Светлана, пропала именно в его баре.
– «Твисти» официально принадлежит Стасику. Он там рулит. Помещение находится в аренде у некоего господина Илларионова, но…
– Илларионов – это же наш Всеволод!
– Верно. Но частное предпринимательство оформлено на Стасика. И еще: где именно подлец брал девочек для торговли, пока что остается неясным.
Впрочем, Веточка смогла помочь подругам в этом вопросе. Она обладала очень мирным, уживчивым и приветливым характером. И, несмотря на некоторую ее инфантильность, другие девочки, работающие на Стаса, с ней охотно дружили. Так что Веточка знала, откуда и каким ветром этих несчастных занесло в лапы сутенера и мерзавца Стасика.
– Как мы и подозревали, по большей части девочки работали на сутенера с ведома и поощрения своих родителей – алкоголиков или наркоманов. У трех девочек родителей нет вовсе. Их заменяют опекуны, которым то ли нет дела до воспитанниц, то ли они согласны с тем, чем занимаются девочки. В двух случаях у девочек есть только старые бабки, уже пребывающие в маразме и потому не контролирующие поведение внучек.
– И в случае Веточки – это ее дядя, который ничуть не лучше любого алкоголика или наркомана. Или даже хуже! У тех есть хоть какое-то оправдание своему поведению. Их полностью поработил порок – водка или наркотики. А у дяди Веточки даже этого слабенького оправдания – и то нету. Он отправил свою племянницу на панель лишь потому, что ему лень самому работать.
– Лень – это тоже порок.
– И еще какой!
Как пояснила Веточка, Стасик ежедневно развозил по родителям своих малолетних работниц и отдавал им часть дневной выручки девочек. Этого хватало родителям, чтобы купить себе водку и закуску, и еще что-то оставалось на завтрашнее утро, на опохмел. Так что родители были в восторге от «успехов» собственных детей. Да и девочки не протестовали. Зарабатывая деньги, они приобретали в глазах родителей вес и значимость. И, по крайней мере, их больше не били, понимая, кто теперь в семье кормилец.
