Рей Рэдемакер, парень, живущий в Миссии на Бауэри, не так давно сказал: «Вот бы все было сейчас так, как в те времена, когда моего отца знали как Джонни-Ходока с Белых Гор. – Он, было дело, выправил одному мальчишке кости после аварии, за еду, и ушел. Французы тамошние звали его „Le Passant“». (Тот, кто мимоходом.)
Те бродяги Америки, кто еще может здоровым манером путешествовать, по-прежнему в хорошей форме, они могут прятаться по кладбищам и пить вино под сенью кладбищенских рощ, и миктурировать, и спать на картонках, и бить бутылки о надгробья, и не париться, и не бояться мертвых, а быть серьезными и юморными в легавоизбегающей ночи, и даже развлекаться, и оставлять помет своих пикников меж седых плит Воображаемой Смерти, матеря то, что считают подлинными днями, но О бедный бомж сволочного ряда! Вот спит он в парадном, спиной к стене, головой книзу, правая рука ладонью кверху, словно б ждя от ночи подачки, другая висит, сильная, крепкая, как руки Джо Луиса, жалкая, вынужденно трагическая в неизбежных обстоятельствах – как у нищего рука, воздетая с пальцами, образующими намек на то, чего он заслуживает и желает получить, лепящими подаянье, большой палец почти касается палечных кончиков, словно бы с кончика языка у него готово сорваться во сне и с тем жестом, с каким не скажешь наяву: «Зачем вы отняли у меня это, что не могу ни охнуть ни вздохнуть в покое и сладости моей собственной постели, а лишь тут, в этих тусклых безымянных обносках этого уничижительного приступка, на котором вынужден я сидеть, дожидаясь, когда покатятся колеса города», и далее, «Я не желаю протягивать руку, но во сне я беззащитен и выпрямить ее не могу, однако воспользуйтесь сим случаем узреть мольбу мою, я одинок, я болен, я умираю – видите, рука моя вознесена, узнайте тайну моего человечьего сердца, дайте же мне ее, дайте мне свою руку, заберите меня к изумрудным горам за городом, возьмите в надежное место, будьте добры, будьте милы, улыбнитесь – Я теперь слишком устал от всего остального, с меня уже хватит, сдаюсь, бросаю, я хочу домой, отведи ж меня домой О брат в ночи – отведи меня домой, запри понадежней, возьми меня туда, где всё сплошь мир и дружество, к родне жизни, к маме, к папе моим, к сестре, к моей жене и к тебе, брат мой, и к тебе, мой друг, – но нет надежды, нет надежды, нет надежды, я просыпаюсь и миллион долларов бы отдал, чтоб оказаться у себя в постели – О Господи спаси меня —» На злых дорогах за газгольдерами, где из-за проволочных оград рычат смертоносные псы, патрульные крейсера внезапно выскакивают, как бригантины, но после преступления потайней, погубительней, чем могут передать слова.
Кущи полны сторожей.
