Он повернулся взять кувшин с вином, в то время как у входа в шатер раздался слабый стон. Я вскрикнула, инстинктивно пытаясь найти меч, который обычно носила с собой, будучи в мужском костюме.
Не закончив с гардеробом, Альвару схватил свой меч и бросился туда, где только что кричали. Я услышала проклятия и лязг стали, наткнувшейся на сталь.
Несколько секунд шел бой, после чего одна из стен шатра вдруг окрасилась красным, словно какая-то хозяйка плеснула на нее ягодным соком. С окровавленным мечом Альвару вошел в шатер, его качало. Я вскочила и подлетела к нему, думая, что он ранен и нуждается в помощи.
– Благородный род! Да, действительно, благородный. Последний в роду Алвиту не сумел выдержать моих оскорблений.
– Он напал на вас? – я прикрыла рот ладонью. – Мой муж, дон Алвиту, которому вы только что заплатили за то, чтобы он сделал меня своей женой и порядочной женщиной, напал на вас?
– И сделал вдовой, – граф стоял, уставившись на свой меч. – Он решил за благо оставить вас вдовой. Я хотел, чтобы вы всего лишь носили его имя, в то время как он пьянствует в кабаках с местными забулдыгами и бездельниками. Его же смерти, видит Бог, я не желал. Но теперь он убил моего оруженосца и…
– И мне снова следует переодеться Ферранте Сорья? – я нервно рассмеялась.
– На этот раз нет, милая Франка, донья Алвиту. Теперь вы отправитесь со мной в Ковильян, где будете представлены моей жене. Правда, она еще не знает о вашем вдовстве, но да, возможно, это и к лучшему. Я обидел дона Алвиту, и он мог заявить протест королю, что я увез его красавицу жену. А так, нет мужа – нет проблемы.
Добравшись до Ковильяна, мы зашли в первую попавшуюся лавочку ростовщика и купили мне несколько платьев и сундучок, в который тут же сложили покупки.
Я удивилась тому, что все это делалось столь открыто, буквально под боком графини. Ведь той могли доложить о странных покупках мужа. Но, как выяснилось позже, молодая семья Альвару была отозвана ко двору принца Педру в Лиссабон, и едва меня представили Литиции Альвару, как пришлось спешно собираться в дорогу.
Глава двадцать первая. Лиссабон
Лиссабон сразу же поразил меня своей роскошью и одновременно с тем нищетой.
Почти все дворцы были выполнены в восточном стиле и говорили о своих нынешних владельцах только разномастными гербами, те красовались на воротах и знаменах, свисающих наподобие драконьих хвостов. Бывшие чайные, где мусульмане привыкли пить прохладительные напитки, валяясь на удобных диванах, лакомясь сушеными фруктами и лепешками с медом, теперь торговали вином. Прежде изящные диванчики оказались продавлены и местами подраны во время драк, их покрывали пятна крови и рвоты.
Несмотря на то что весь двор одевался на французский и итальянский манер, простой люд ходил в широких портах, с широкими же поясами и в просторных рубахах. Многие носили халаты и короткие штаны. На головах почти у всех мужчин под широкополыми шляпами виднелись разноцветные вылинявшие и пропахшие потом платки. Некоторые повязывали платки не только на головы, но и на шеи.
Несмотря на то что семейству Альвару и его слугам были выделены несколько комнат во флигеле, принадлежавшем принцу и принцессе, граф тут же купил себе небольшой дом, намереваясь в дальнейшем достроить его, прибрав к рукам недавно выставленный на продажу соседский участок с садиком, искусственным ручьем и небольшим, но уютным домиком, который Альвару собирался либо снести, либо отдать слугам. На домик зарилась я.
Недалеко от нового жилища графа Альвару располагались знаменитые бани, где лет пятьдесят назад один местный волокита, сойдя с ума, умертвил за ночь сразу сорок своих наложниц, с каждой из которых перед этим он имел любовное дело. Так что оставалось догадываться, то ли означенный сеньор это самое любовное дело знал в самых общих чертах, не доставляя радости своим женщинам, а только соревнуясь неизвестно с кем на скорость, либо речь шла о каком-то необыкновенном чуде, и безымянного волокиту следовало причислить к рангу божьих избранников. Так или иначе, но народ валом валил полюбоваться на знаменитые ванны, некогда полные крови прелестных женщин.
Сразу за банями открывался вид на великолепные ворота Святого Якова, поставленые славной дочерью Афонсу Храброго королевой Урраке, державшей в повиновении Леон и Кастилью. Королеву в Лиссабоне любили и почитали, тем не менее, как я ни пыталась вызнать, никто не мог с уверенностью сказать, в честь чего поставлены эти самые врата.
Сохранилось поверье, что для того, чтобы день прошел удачно, необходимо, помолившись святому, дотронуться рукой до изображения птицы на вратах. Много раз я видела, как кареты и носилки специально останавливались в этом месте, после чего отдергивалась занавеска и оттуда выпархивала лилейная ручка в изящной перчатке. Она быстро касалась крыльев или шеи птицы и тут же ныряла в сумрак кареты.
За вратами Святого Якова начиналась дорога к замку, по которой я обычно ездила вместе со своей госпожой Литицией Альвару. Проезжая мимо божьего храма, что в прежние времена был мечетью, мы останавливались и минуту молились, после чего ехали дальше.
Нескладная то была церковь, одно слово – переделка. Конечно, святые отцы освятили бывшую мечеть, и на ее крыше теперь сиял огромный, точно сброшенный с грозного неба и с размаха пронзивший купол здания крест. Тяжелый, он впился в изящный голубовато-золотой купол, норовя расколоть его на две части. Возможно, королю следовало позаботиться о том, чтобы крест был выкован по размеру, но несоответствие бросалось в глаза только приезжим, в то время как сами лиссабонцы считали тяжелый крест на крошечной церквушке вполне нормальным и привычным для глаз явлением.
Сквозь новую побелку причудливым узором выступала арабская вязь. Как мне сказали, тут была некогда написана первая сура Корана «Нет бога, кроме Аллаха», которую надлежало читать каждому проезжающему или проходящему мимо. С каждым днем странные буквы становились все отчетливее и отчетливее, проступая из-под побелки, точно само солнце выжигало их, пока в один прекрасный день не засияли на католическом храме как только что написанные.
Во всем остальном Лиссабон мало чем отличался от, скажем, Коимбры, где почти все мусульманские храмы были попросту заколочены или превращены в склады, а христианские отстроены заново.
Поскольку Лиссабон являлся официальной резиденцией короля и его двора, сюда не переставало стекаться множество людей, считавших, что именно здесь их ждет слава и успех. Для таких искателей счастья и удачи строились огромные и нелепые на вид дома, комнаты в которых сдавались в наем.
Обычно несколько богатых и предприимчивых людей скупали целый квартал бедняцких трущоб, где-нибудь недалеко от центра города за сущие гроши. Кроме того, желающим расстаться со своим имуществом добровольно помогали переселиться в такие же лачуги, но только на окраине. Нежелающих продать свое жилье незамысловато жгли, после чего все оставшиеся на участке постройки безжалостно сносили, садики выкорчевывали, а на их месте возводили полуказармы-полугостиницы.
