– Еще и маслица ему! Будешь знать, дубина, как не чистить доспехи! – судя по взмаху руки офицера, я поняла, что тот был не прочь отвесить мне оплеуху, но в последний момент передумал руки о мой шлем ломать.
– Вы посмотрите, ваша милость, какой на нем грязнущий плащ. Такое чувство, что в него не единожды блевали! А копье? Умора, а не копье! Ты что ж, браток, на рыцарский турнир с такой штуковиной собрался?!
– А если бы и на рыцарский?! – начала огрызаться я. – А куда мое копье делось, откуда мне знать? Проснулся, а копья нет. Где копье? Не иначе как какой-нибудь шутник навроде тебя его и умыкнул! Что я теперь своему начальству доложу?! Копья нет, шлем зажало. Плащ… – я махнула рукой. – Может, хоть шлем поможете отпереть. А?.. А то совсем позорно в таком виде на выволочку являться. Поможете, служивые, а?..
– Может, и правда, помочь парню? Ему еще плащ в порядок приводить. За копье когда еще рассчитается? – Какой-то сердобольный лучник протянул было ко мне руку, пытаясь поднять забрало, но офицер тут же пихнул его в поддых, мол, не лезь вперед командира без приказа.
– Обыщите его, – услышала я, холодея под доспехами.
– Ага, обыщите меня, господа хорошие. Может, заодно и шлем проклятущий стащите. Только вот одна мелочь – как честный человек обязан предупредить…
Потянувшиеся ко мне солдаты торопливо отдернули руки.
– Не посчитайте за оскорбление, благородный сеньор, – обратилась я к приказавшему обыскать меня офицеру. – Только вынужден наперво сообщить, что я в трауре. Глубоком трауре.
– Какое мне дело до твоего траура, собака?! – заорал офицер, сжимая рукоятку меча так, как обычно сжимают хлыст.
Готова была отдать руку на отсечение, что он лучше знал, как обращаться с бичом, нежели с мечом. Однако я оставила свои наблюдения при себе, не пытаясь увернуться от удара. В моих доспехах это казалось глупым. Да и не стал бы меня рубить офицер в присутствии подчиненных, наподдать – другое дело, но только не убивать.
– Так в краях, откуда я родом, во время траура нельзя мыться и задницу подтирать, – глубокомысленно изрекла я, сама чуть не падая со смеху.
– И давно ты, засранец, в таком трауре? – осведомился офицер, в то время как солдаты начали затыкать носы и махать перед собой в воздухе, словно вдруг учуяли что-то зловонно-омерзительное.
– Второй месяц, потому, как по отцу полагается глубокий траур аж в полгода, – я покачала головой. – Вот если бы по тетке или…
– Месяц не срок, – один из воинов схватил меня за ремень.
– Но три дня у меня был злющий понос, – не сдавалась я. – Свидетелем тому стал мой несчастный плащ, который вы можете рассмотреть и даже обнюхать.
– Гоните этого дристуна прочь! Пусть объясняется со своим офицером, а меня вывернет, если я проговорю с ним еще хоть одну минуту, – наконец сдался офицер.
После этого меня огрели по спине моим же копьем и, придав скорости, здоровенным пинком выбросили во двор. Скрипя ржавыми наколенниками и ругаясь как лодочник, я поковыляла туда, где меня ждала донья Инес.
Глава двадцать четвертая. Тайная семья принца Педру
Обожаю наших господ за их предсказуемость. Чем меньше звание офицера, тем больше гонор. Тем больше он тявкает, пытаясь выказать свою значимость и силу.
Вращаясь среди высшей знати, я ни разу не видела таких амбиций, такого болезненного тщеславия и одновременно с тем такой верности долгу, какие выказывают люди бедные. Нищие рыцари хорохорятся точно надутые индюки, полагая, что ведут себя подобно отпрыскам благородных семейств, в то время как до королей и их приближенных им как до звезд. Наслышанная о былом богатстве своей семьи дама мнит себя знатной, требуя, чтобы муж, дети и единственная черная девка приносили ей почести, равные королеве.
Видела я и королеву. Королеву Испании, когда уже многим позже в Мадриде мы с Альвару были представлены ко двору. Это была достаточно простая и доброжелательная женщина с широким лицом и большими руками, больше подходящими для молочницы. На моей памяти она не прочла ни одной книги и интересовалась только тем, что кушал и куда ездил за день ее любимый сынок. Она могла часами обсуждать подстреленных на охоте уток, взвешивая их на руках и рассказывая о славных охотах времен ее батюшки.
Графиня, в свите которой я состояла, хоть с виду и напоминала нежного и кроткого ангела, которому нет никакого дела до земной суеты, больше всего заботилась о своем супруге, собирая для него сплетни и пытаясь хоть как-то помочь ему в деле продвижения по службе. Она могла часами просиживать с женой генерала Кастелу, рассказывая о своем ненаглядном Луиджи и ожидая того, что та в свою очередь передаст о подвигах графа мужу. В общем графиня Альвару, при всей своей хрупкости, оказалась обыкновенной интриганкой и сплетницей, чьи амбиции однажды стоили королевству гражданской войны, но об этом позже.
Что же касается несравненной доньи Инес, с которой я подружилась после услуги с шалью, то та была действительно ангелом.
Внебрачная дочь гранда, она не могла рассчитывать на хороший брак, однако и не собиралась выходить замуж, так как ее любовь, ее рыцарь, которого я спасла в тот день, повесив условный знак на решетку окна, оказался не кем иным, как принцем Педру.
Их связь продолжалась уже несколько лет. Проводя все свободные часы с божественной подругой, Педру прижил с ней двоих детей. Правда, Афонсу, названный так в честь короля, умер сразу после рождения, а дочке тогда было около восьми месяцев. Третьего ребенка донья Инес носила под сердцем.
Госпожа де Кастро и принц были воистину прекраснейшей парой! Педру действительно любил Инес, они встречались тайно, и за время их связи принц умудрился не попасть в сети ни одной придворной прелестницы и не воспользоваться услугами ни одной блудницы. Что было воистину чудом, учитывая царившие повсеместно свободные нравы.
Обычно Педру селил Инес в одном из своих замков, по соседству от основной резиденции, местоположение которой менялось в зависимости от монаршей прихоти. Там они жили своей семьей, никого не трогая и стараясь не вызвать подозрений. Тем не менее об Инес так или иначе знали все. Моя же неосведомленность в связи с этим объясняется тем, что вместе с графиней Альвару я совсем недавно оказалась в Лиссабоне и не могла сразу же войти во все обстоятельства придворной жизни.
Постоянная связь, казалось, давала некоторую надежность положению этой молодой пары, но в последнее время терпению короля пришел конец. Все чаще он сравнивал чахоточную, стоящую одной ногой в могиле невестку и цветущую счастливую любовницу сына, которая своей красотой, здоровьем и жизнелюбием словно отнимала жизнь у принцессы, подобно тому, как сорняк забивает благородную культуру, лишая ее воды и солнечного света.
Кроме того, Педру и его жена Констанса не имели детей. Ее высочество родила двоих мальчиков, которые умерли еще в раннем младенчестве, и теперь героически старалась подарить принцу и всей стране третьего, хоть на этот раз здорового и крепкого наследника.
