— Благородной даме нечего таскаться по походам, — ворчала Бинетт, недовольно присматривая за тем, как укладывают ее вещи.
— Но королева Маргарита всегда была рядом с мужем, — ответила ее быстро взрослеющая подопечная.
— Ее муж знал, как заботиться о своей жене, — пробормотала непоколебимая дама.
Вдобавок к этому леди Бадлесмер, самая язвительная из лондонских дам, члены семьи которой сражались вместе с Длинноногим, сказала покровительственным тоном:
— Я не думаю, что вам нужно особенно переживать об удовольствиях Ее Величества. Вряд ли Эдуард II очень уж удалится от границы.
Изабелла была готова дать ей пощечину.
— Возможно, мой супруг и не любит проводить жизнь в военных лагерях вокруг осажденных замков, однако же он — Плантагенет, — возразила она сухо. — Разве это имя не ассоциируется по всей Европе и в Святой Земле со словом «мужество»?
Устав от всех этих разговоров и попыток осадить леди Бадлесмер, Изабелла прошла с Жислен в другую комнату, чтобы та помогла ей уложить драгоценности и головные уборы, которые она намеревалась взять с собой.
— Да, не думала ваша матушка, королева Франции и Наварры, что все эти красивые вещицы будут запихиваться в военные обозы, — недовольно заметила девушка. — Но ведь вы правда желаете ехать, разве нет, мадам?
— Куда влечет меня мое сердце… — с улыбкой отметила Изабелла. — А судя по тем преданным взглядам, что ты бросаешь на гасконца, полагаю, что и ты бы хотела отправиться тоже?
Жислен вспыхнула и сделала вид, что очень занята укладыванием прозрачной вуали.
— Нельзя не почувствовать, что жизнь становится веселее, когда он здесь, даже просто смотреть на него — одно удовольствие, по-моему, — ответила она совершенно серьезно. — Имея столько причин его ненавидеть, Ваша Милость все же не могла не заметить, что у него прекрасный голос. А когда он улыбается, уговаривая тебя изобразить русалку или еще кого-нибудь на маскараде, или придумывает еще какие-нибудь забавные штучки… О, только не считайте меня вовсе уж дурочкой, мадам, если я скажу, что в нем есть колдовская сила. Иногда кажется, что его невозможно ненавидеть, и ему просто нельзя ни в чем отказать.
Изабелла сняла свой любимый филигранный браслет, который примеряла, и задумчиво смотрела на него.
— Я совершенно не считаю тебя дурочкой, Жислен, я очень люблю тебя, — промолвила она так же серьезно, как и камеристка. — Хотя мне кажется, что на некоторых это совершенно не действует, я имею в виду его «колдовскую силу», по-моему, ты так ее назвала?
— О, мадам! — Жислен схватила ее руку и поцеловала с благодарностью, тем более, что другие женщины подсмеивались над нею, когда она так сильно переживала из-за разбитого в день свадьбы своей госпожи зеркала. — Конечно же, — сказала она рассудительно, — хотя герцог Корнуэльский и хорош, но для замужества я бы выбрала кого-нибудь добропорядочного, вроде Роберта ле Мессаджера. Кого-нибудь преданного, кому можно доверять.
Изабелла заметила, что глаза у нее стали голубыми, как анютины глазки, а пальчики уж чересчур энергично стали перебирать складки вуали.
— Ах, ты умница! — засмеялась она. — Сделаю все, от меня зависящее, чтобы он тебе достался.
— Ах, мадам, но ведь все же знают, что он безумно влюблен в вас! — выпалила изумленная девушка. — И, кроме того, да поможет ему Небо, бедняга томится в Тауэре.
— Из-за меня. Так что однажды я наберусь храбрости и попрошу короля освободить его. Но говорят, жаркий огонь быстро гаснет. И кто знает, возможно, несколько месяцев в мрачной крепости несколько охладили его пылкую страсть?
— Значит, вы его не желаете?..
— Я — замужняя женщина, и мне никто не нужен, кроме моего супруга.
Щеки Жислен чуть порозовели.
— Но все же мы всегда желаем, чтобы у вас был еще один мужчина.
— Еще один, Жислен?
— Маленький и беспомощный с золотисто-рыжеватыми волосиками, как у всех Глостеров. Я каждый день ставлю свечку Святому Иосифу. О, мадам, мы бы были так счастливы, если бы у вас родился сын!
— Моя милая Жислен! Ты так же сентиментальна, как и суеверна, — пожурила ее Изабелла, чуть пристыженная из-за того, что она сама не молится столь же усердно, как большинство женщин, о подобном даре.
— Роберт ле Мессаджер заявил стражникам, схватившим его, что убежит из Тауэра, — сказала Жислен, с оживлением возвращаясь к прежней теме разговора и думая, что его похвальба неизвестна ее госпоже.
— На это способен лишь герой — один из тысячи, — заметила Изабелла, вспомнив мрачные и толстые крепостные стены. Отложив в сторону свои наряды, она подошла к окну и долго смотрела на Темзу с печальной улыбкой. Она задумалась о своей нерастраченной любви, о холодном Эдуарде и пыталась представить себе, что значит быть любимой человеком, способным, например, в одиночку выбраться из Тауэра.
Однако недолгая кампания против Шотландии не принесла стране новых героев, если не считать таковым Роберта Брюса, сражающегося за свободу своей страны. Не считая короткого броска в сторону гор, приведшего к значительным потерям, сын Длинноногого редко покидал приграничный город Бервик. Здесь расположился штаб королевской армии, и сюда возвращались после своих вылазок люди вроде Глостера, Варенна или Сеграва. Изабелла, жившая там в относительном комфорте, иногда думала о том, что ее муж нарочно сидит здесь и тянет время, чтобы подольше не встречаться с баронами, отказавшимися присоединиться к нему.
Пьер Гавестон занял ключевой город Роксберг с его огромным расползшимся во все стороны замком, надеясь, что сможет одержать такую победу, что даже сам Черный Пес Уорик не сможет не оценить ее. Однако его настойчивым стремлениям вступить в схватку с войсками Брюса, казалось, не суждено было осуществиться, и вся эта кампания, которой явно не хватало умелого и сильного командующего, превратилась в ряд небольших набегов на отдельные укрепленные пункты, из которых хитрые шотландцы успевали все вывезти. После тяжелейшей зимы, в течение которой Гавестон предпринимал многочисленные попытки заманить в ловушку одну из наиболее мобильных армий южной части горного края, он с тяжелым сердцем тайно отправился в Бервик, чтобы доложить ситуацию. А возможно, просто повидаться с другом.
Даже Изабелла, которой от тоски хотелось плакать, была рада видеть его. Эта тяжелая зима сильно сказалась на нем. Он был нездоров и подавлен и не мог долго находиться в седле, но как только он немного отдохнул и подлечился у королевского лекаря Бромтофта, даже уговоры Эдуарда не могли удержать его. Он вернулся в Роксберг, абсолютно уверенный в том, что лишь убедительная победа сможет спасти его, однако бароны, узнав о его болезни, поспешили отстранить его от командования войсками. Ему на смену были посланы герцог Ангусский и сэр Генри Перси Нортамберлендский, а король Франции предложил свои услуги по организации переговоров о перемирии. К началу следующего лета король, королева и придворные возвратились в Лондон, где Гавестону предстояло встретиться с противником гораздо более опасным, чем шотландцы.
