Некоторые из пэров заявили, что лучше все сделать согласно законам. Необходимо было принять во внимание вмешательство Папы Римского и Франции. Мортимер с его взрывным характером был недоволен и разозлен задержкой, которая мешала его планам. Но Нед на сей раз уперся и не желал понять, что у них за спиной стояла вся нация, и Парламент мог заставить короля пойти на уступки.
— В любом случае меня не могут короновать без всех необходимых регалий. Мой брат Джон сказал мне, что отец забрал их с собой и надежно спрятал где-то на севере после побега из Тауэра. Я прошу вас, мадам, разрешить мне съездить в Кенилуорт повидать отца!
Действительно, это была непростая ситуация, особенно для юноши в пятнадцать лет. И Нед, естественно, в первую очередь желал переговорить с отцом. Но как раз этого и не хотели его опекуны. Епископ Орлетон взял на себя трудную задачу. Он пояснил, что только церковь может освободить короля от его коронационной клятвы. Эдмунд бормотал, что клятвы были принесены перед Богом, а не перед предателем, могущим поглощать пламя и остаться живым! Бедный Эдмунд попал из огня да в полымя, чего он, конечно, не желал!
Несмотря на единогласие Парламента, это было решение, которое тяжелым грехом ложилось на души — низложить помазанного короля. Людям пришлось прийти к такому решению из-за долгих лет непредсказуемых действий и капризов Эдуарда, из-за того, что он просто не выполнял своих обязанностей и выбирал себе в друзья наглых любовников-фаворитов. Из трех епископов, отказавшихся присягнуть его сыну, одного так жутко избила разъяренная толпа, что его положение подействовало на тех, кто колебался и мог присоединиться к этой тройке. Орлетон отправился в Уорвикшир с сэром Томасом Блаунтом, управителем королевского двора, и их возвращения стали ждать во дворце в Вестминстере и в городе Лондоне. Их ждали с надеждой и волнением, смешанным с угрызениями совести.
Когда наконец закончились нелегкие дни ожидания и парламентская делегация вернулась, проехав через Ньюгейт и Чипсайд, она привезла все королевские регалии.
Их рассказы о тех днях, что они провели в Кенилуорте, были совершенно разными, в зависимости от личности рассказчика. Каждый из них выделял именно ту часть, в которой он сам играл важную роль. Епископы Винчестера и Линкольна, которых привлекли для поддержки, старались сначала прибегать к уговорам и убеждению. Но Эдуард был таким рассеянным и никому не верил! При виде своего злейшего врага Орлетона и Трассела, который объявлял смертный приговор Деспенсеру в Херфорде, Эдуард просто упал в обморок. Его хозяин и два остальные епископа искренне хотели помочь ему. Король еще не успел прийти в себя, как Орлетон снова начал свою проповедь, он всегда произносил проповеди в агрессивной манере, и стал снова перечислять его безмерные грехи и ошибки, начиная с самого детства. «О некоторых мелких прегрешениях Эдуарда даже не стоило упоминать», — грустно заметил мягкосердечный епископ Винчестерский. Управитель Блаунт напомнил Орлетону какие-то пустяки, о которых никто и не подозревал.
— Какие глупости! — воскликнула Изабелла в присутствии Эдмунда Кента. — Тогда можно вспомнить о том, как он заставил своего жирного маляра танцевать на столе! Или как он и Гавестон шокировали иностранных послов, толкая друг друга или же передразнивали толстых, как сам Орлетон, прелатов вместо того, чтобы слушать нудное мычание участников очередного заседания. За то, что он проделывал в молодости, уже сполна заплатил Пьер Гавестон! Ты помнишь, Эдмунд?
Но было слишком опасно вспоминать, потому что нахлынула ностальгия по тем временам, когда двор и они сами были молодыми и веселыми. Эдмунд никогда ничего не видел от старшего брата-короля, кроме ласки и внимания! Но они испытывали стыд и отвращение, когда епископ Линкольна клеймил Эдуарда за то, что тот, чтобы подчеркнуть драматизм ситуации, надел на себя все черное, или слышали, как он, кто побеждал на многих турнирах и скачках, сидел и проливал потоки слез под градом обвинений наглого и бесцеремонного прелата.
«Как может женщина с моим характером жалеть и желать такое женоподобное создание?» — думала Изабелла, не сводя обожающих глаз с Мортимера. Ей льстила его сила и иногда даже бесцеремонность. Изабелла восхищалась и необычайной отвагой своего сына.
Эдуард наконец согласился отдать корону при условии, что она будет принадлежать его сыну. Он даже поблагодарил их за то, что они выбрали именно его.
— Он будет лучше меня! — сказал Эдуард напоследок и послал за сверкающими регалиями. Потом они рассказали королеве, как высший парламентарий от имени Англии отменил все присяги, принесенные королю, и как его управитель Блаунт сломал жезл перед королем, как будто был мертв. И двор понял, что Эдуард II был низложен.
— Как вы считаете, с ним хорошо обращаются в Кенилуорте? — спросила Изабелла среди шума у мудрого епископа Винчестерского, ухватив его за рукав.
— К нему относятся хорошо, как к государственному пленнику. Я бы даже сказал, мадам, как к гостю в доме родственника, который не терпел многое в те времена, когда ему самому не повезло, — успокоил ее епископ. Но он добавил еще несколько слов, которые ее поразили: — Мне кажется, они относятся к нему слишком хорошо, и это не приведет к добру для Эдуарда Плантагенета!
ГЛАВА 28
Дороги, ведущие к Лондону, были белыми от рождественского снега, и на улицах горели костры. Торговцы и изготовители свеч не успевали готовить товар — полагалось зажигать высокие восковые свечи перед Мадонной с младенцем Иисусом в церквах, а короткие сальные свечи зажигали дома во время пирушек. Лотки ломились от сладостей и были украшены омелой и остролистом. В Лондон продолжали прибывать сани и телеги со всей страны с индейками и откормленными гусями. Отцы и сыновья наконец оказались дома, вернувшись с бесконечных войн, и люди снова смеялись. После долгих лет бестолкового правления и постоянных стычек с баронами, казалось, что занимается новая эра надежды! И принесла эту надежду женщина! Женщина, рядом с которой был сильный мужчина, выполнявший ее приказания.
Проявилась неожиданная черта в характере королевы, о которой не подозревал никто, так хитро она прятала за привлекательной наружностью хрупкой и нежной женщины, которая столь нравится мужчинам.
Черта эта изумляла людей, и они начинали уважать королеву еще больше. Она так долго ухитрялась скрывать свою силу. Теперь стоило ей только выехать из дворца, как ее окружали доходящие до исступления толпы, которые могли до бесконечности приветствовать ее.
Ей уже было больше тридцати, но от успеха она словно помолодела. Когда она улыбалась, ее глаза сверкали, как рождественские звезды. Морозный воздух румянил ее щеки. Ее дети собрались вокруг нее, и тогда простые подданные верили, что перед ними сама Мадонна, и она спустилась к ним с неба, чтобы помочь им в тяжкой жизни.
Изабелла Прекрасная могла добиться от них всего что пожелает.
Они думали, что теперь есть кто-то, кто занимается делами государства и способен довести их до конца. Именно французская королева Изабелла вскоре после своего возвращения дала отпуска большинству слуг двора, чтобы они смогли побывать дома. Она старалась усвоить тот английский язык, на котором говорили простолюдины. Она понимала также, что иностранные солдаты, какую бы пользу они ни принесли стране, все равно не могли долго оставаться в этом островном государстве. Отпраздновав Рождество, они вернутся в Геннегау!
