Он бросил на нее один только взгляд, и если и был до этого хоть немного расслаблен, то теперь на его лице снова утвердилась холодная маска.
— Полотенце! — отрывисто бросил он.
Она поспешно отставила кувшин и подала ему большое полотенце, стараясь не натыкаться взглядом на его тело. Какая же она глупая! Она заметила, что его тело совсем не загорело ниже пояса и его мужской орган не торчит от возбуждения.
Она с облегчением перевела дыхание.
— Подай мне чистую одежду.
Имоджин была рада поводу отвернуться и с готовностью полезла в его сундук.
— Простую или нарядную? — уточнила она.
— На твой выбор, — ответил он с легкой усмешкой.
Имоджин добросовестно перерыла все три сундука с одеждой и обнаружила, что сделать выбор не так-то легко. Здесь имелось все, что угодно: от кожи и замши до тонкого шелка. При желании он снова мог перещеголять самого короля, а мог вырядиться простым крестьянином. Впрочем, Фицроджеру не требовалось никаких уловок, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание.
Она повернулась, собираясь подать ему одежду.
Он сидел на скамье, скинув с себя мокрое полотенце. Она могла бы уже свыкнуться с видом его обнаженного тела, но это было не так-то просто. И она опять залилась краской.
— Ничего, вот заштопаешь меня разок-другой и совсем перестанешь обращать на меня внимание.
— Заштопаю тебя?..
— Разве ты не умеешь выхаживать раненых? — сурово прищурился он. — Что за новости?
— Я ум-мею… — пролепетала она испуганно. — Но не совсем… мне не приходилось зашивать раны. Хотя я знаю, как это делают… кажется.
— «Кажется»! — передразнил он. — Наверняка твой папочка оградил тебя даже от этого! Хотел бы я знать, от чего он тебя ограждал: от ран или от мужчин?
— Не смей так говорить о моем отце!
— Я буду говорить так, как мне угодно, Имоджин! Возможно, твоему отцу было по средствам держать в доме женщину для украшения. А мне — нет.
— Тогда зачем ты силой вынудил меня стать твоей женой? — выпалила она, швырнув в него одеждой.
Он встал и начал натягивать лосины.
— Я не вынуждал тебя силой, Имоджин, — терпеливо напомнил он. — Ни в прямом, ни в переносном смысле.
Имоджин лишь сердито закусила губу.
— И любой нормальный мужчина, даже благородный граф Ланкастер, вправе ожидать от своей жены самого нежного ухода в том случае, если его ранят, — продолжал он, возясь с одеждой. — Хотя, конечно, прежде всего это предполагает, что благородный граф вообще снизойдет до того, чтобы угодить в ситуацию, грозящую ранением.
Имоджин пожалела, что под рукой не нашлось ничего подходящего, чтобы швырнуть в его нахальную физиономию.
— Почему ты издеваешься над всеми подряд? Тебе не надоело упиваться своим превосходством? И разве Ланкастер виноват, что ему не пришлось когтями и зубами прокладывать себе дорогу наверх?
Его руки даже не дрогнули, но подбородок сурово выпятился вперед:
— Имоджин, думай, что говоришь.
— С какой стати? — взорвалась она, доведенная до бешенства этими бесконечными издевательствами и словесными поединками. — Что еще ты со мной сделаешь? Будешь бить? За то, что сказала правду?
Он выпрямился. В его глазах был арктический холод.
— Подойди сюда.
От страха у нее душа ушла в пятки. И кто тянул ее за язык? Разве можно дразнить этого дракона?
— Подойди сюда, — повторил он.
Имоджин готова была пуститься наутек, но гордость не позволила ей спастись бегством. Она двинулась к нему на непослушных ногах.
— Сядь. — Он показал на скамейку.
Имоджин рухнула на скамью — ноги ее не держали. Она не смела оторвать глаз от своих судорожно стиснутых рук.
— Имоджин, — миролюбиво заговорил он, взяв в руки рубашку. — Я искренне хочу быть с тобой добрым, но временами ты сама напрашиваешься на ссору. Я не…
Он умолк, не найдя нужных слов, и Имоджин от удивления забыла о своем страхе. Она и думать не смела, что когда-нибудь сподобится увидеть, как Фицроджер пришел в замешательство. Он не смотрел на нее, делая вид, что целиком занят своей одеждой.
— Я не очень-то привык к доброте, — продолжал он, — потому что пропитался жестокостью до самых костей, прокладывая себе путь наверх зубами и когтями.
— Прости, — смутилась она. — Я не хотела тебя обидеть…
Его глаза холодно сверкнули.
— Ты не обидела меня. Но ты задела мое больное место. А это очень опасно. Мудрая жена ради собственной пользы во время ссор и стычек не станет упоминать о моем прошлом и о моем происхождении.
— Но я не хотела ссориться! — возразила она.
— Тогда можно лишь подивиться тому, что ты только и делаешь, что затеваешь ссоры, — проговорил он, натянув наконец рубашку.
А потом внезапно повернулся.
Одной рукой он схватил Имоджин за руки, другой — за волосы. Он даже успел обхватить ее ногами, не позволяя двинуться с места. Она оказалась совершенно беспомощна в этой ловушке из твердого, сильного мужского тела. Ее сердце колотилось, как бешеное, а с губ слетел слабый испуганный писк.
— Вот видишь, — ухмыльнулся он, — с кем ты связалась.
Ее страх немного утих, когда до нее дошло, что он не собирается причинять ей боль.
— Я никогда не сомневалась, что ты превосходишь меня в силе, Фицроджер!
— И во всем остальном тоже, Рыжик.
— Я хочу быть равной тебе! — обиженно сказала она и затихла: вот сейчас он рассмеется!
Но он не поднял ее на смех.
— Тогда добивайся поставленной цели. — Он равнодушно отпустил ее и поднял с пола тунику. Имоджин, содрогаясь от пережитого страха, осторожно потерла побелевшие запястья. Белые отметины на нежной коже — свидетельство его власти над ней — приводили ее в отчаяние.
— Предлагаешь мне научиться владеть мечом? — горько спросила она. — И постараться обзавестись такими же мускулами, как у тебя?
— Иди к цели так, как считаешь нужным. В конце концов, я тоже был когда-то хилым, недоношенным ребенком, да вдобавок еще и бастардом. — Фицроджер завязал тесемки на вороте туники и накинул сверху куртку. — Но дело не в физическом превосходстве. Я сильнее короля и могу убить его в поединке. Но делает ли это меня выше его — или хотя бы равным? Нет. Я выполняю его приказы. И я буду сражаться на его стороне.
Имоджин окинула взглядом его мощное, поджарое тело, и ее осенила новая мысль:
— А за меня ты будешь сражаться?
— По-моему, я уже это делал, — напомнил он ей.
— Да, верно… — смутилась Имоджин. — А почему ты служишь королю?
