У Аннели был удивленный, растерянный взгляд.
— Просто я уже не могу представить себе жизни без вас, — пролепетала она, и Дилан не нашел, что сказать.
На следующий день он отправился на встречу с мсье Жальбером, убедив Аннели остаться в отеле.
Ему нравилась клиника: все белое и строгое, но без ощущения безжизненности и холода. В широкие окна лился неяркий зимний свет; на столе в кабинете доктора Жальбера стояли живые цветы.
Но сам он не выглядел радостным, и Дилан сразу подумал, что услышит плохие новости.
— Операция бесполезна? Она не будет видеть?
— Я бы так не сказал. На мой взгляд, шансы вашей супруги весьма велики. Вы очень вовремя привезли ее к нам. Однако есть один момент, затрудняющий дело. Скажите, мистер Макдафф, вам известно о том, что ваша жена беременна?
Дилана словно ударили по голове. Ребенок?! Он не мог в это поверить. Нелл не говорила, что у нее был муж или что она кого-то потеряла при взрыве.
— Нет, — в замешательстве произнес он, — она мне не говорила. А вам… сказала?
— Ей пришлось отвечать на множество вопросов, в том числе и на этот.
— И давно она… в положении?
— Два месяца. Суть в том, что когда она будет рожать, результаты операции могут пойти насмарку. Точно также сейчас есть вероятность того, что наркоз и последующее состояние вашей жены повредят ребенку. Я бы советовал вам обзавестись потомством года через три, не раньше. Конечно, прерывание беременности запрещено, но в данном случае имеются все показания для этого, и мы без труда получим разрешение. Разумеется, при вашем согласии и согласии вашей жены.
— А нельзя подождать с операцией до тех пор, пока ребенок родится? — спросил Дилан, все еще не придя в себя после услышанного.
— Тогда, боюсь, будет слишком поздно.
— Она уже знает об этом?
— Нет, я ей ничего не говорил. Я думал, вы обсудите это вместе, — сказал доктор Жальбер.
— Проводите меня к ней, — попросил Дилан.
Облаченная в белую больничную сорочку, Нелл выглядела хуже, чем прежде; она казалась давно и тяжело больной. Издали ее лицо смотрелось бледной маской, маской без глаз, усыпанной веснушками, словно золотыми блестками, и обрамленной медными волосами.
— Здравствуйте, Нелл. Это я, — сказал Дилан, присаживаясь на стул. — Я хочу знать, как вы себя чувствуете?
— Благодарю вас, хорошо. Меня, осматривали врачи, но они ничего мне не сказали.
— Потому что вы тоже сказали им не все. Вернее, не сказали мне.
Уловив его тон, Нелл занервничала. Ее руки — отнюдь не нежные ручки леди! — беспомощно теребили одеяло.
— О чем вы?
— О вашем ребенке.
Нелл поняла, что он глубоко оскорблен, потому что думает, будто она утаила это из корыстных соображений.
Ее лицо налилось краской, и она взволнованно проговорила:
— Мистер Макдафф, поверьте, я вступила в этот брак только для того, чтобы вы не платили за операцию! Клянусь, я не думала ни о чем другом! Я не сказала вам о ребенке, потому что вы не имеете к этому отношения. Ведь мы все равно разведемся!
— При этом ваш ребенок получит мою фамилию.
— Пожалуйста, простите меня! Если б я знала! Вы столько для меня сделали, а я вас подвела. Вы мне не верите?
Хотя в ее дрожащем голосе были боль, стыд, испуг и… удивительная искренность, Дилан ответил:
— Когда речь идет о положении и богатстве, мне трудно верить кому бы то ни было. Разве вам никогда не казалось, что имея много денег, вы были бы счастливы?
Нелл вспомнила, какой счастливой она чувствовала себя, живя с Кермитом в маленькой комнате и имея скромную зарплату на фабрике.
— Я не задумывалась об этом, потому что знала: у меня никогда не будет много денег. Вообще-то, приехав в Галифакс, я искала не богатства, а… любви, — ответила Нелл и тут же вспомнила, что так и не услышала от Кермита слов, которые ждала каждый день и каждую ночь и мечтала прочитать в каждом его письме.
Он никогда не говорил, что любит ее. То есть, получается, он ее не обманывал? Она обманулась сама?
— Вы нашли ее, эту любовь?
— Теперь уже не знаю.
— Вы говорите об отце вашего ребенка? — Да.
— И где он сейчас?
— Вероятно, в армии. Он обещал жениться на мне после войны, а потом неожиданно бросил.
— Когда узнал, что вы в положении?
— Нет. Он еще раньше заявил, что уходит. А когда я сообщила о ребенке, сказал, что он ему не нужен. Вот так я и осталась одна.
— Послушайте, Нелл, вы хотите видеть?
— Конечно, я хочу видеть!
— Доктор Жальбер считает, что после такой операции вам нельзя рожать в течение трех лет. Он советует вам, — Дилан запнулся, — избавиться от ребенка. Вы должны принять решение, как проступить.
Нелл затихла. Вот он выход! Таким образом она сможет освободить Дилана от навязываемого ему бремени. Она была готова дать ответ, но потом задумалась.
Что-то нахлынуло на нее, и она поняла, что истосковалась по запаху влажной земли и только что наколотых дров, тому неповторимому ощущению, когда держишь в руках гладкие луковицы, из которых весной вырастут тюльпаны, по звуку свободно гулявшего по огромным просторам ветра, хлопанью оконных створок. Она с легкостью отказалась от родины, а теперь должна убить собственного ребенка!
Ее душой пытались овладеть силы, которым нельзя было поддаваться: трагическая неизбежность и голый расчет. Она старалась жить иначе, а если в ее судьбе все же случалось подобное (например, когда она отдала Аннели в приют, чтобы без помехи встречаться с Кермитом), то оно все равно не привело ни к чему хорошему.
Казалось, миновала целая вечность, прежде чем она решилась заговорить:
— Я не хочу. Этот ребенок уцелел в аду Галифакса, когда погибло столько людей. Я не могу лишить его возможности появиться на свет, не могу оставить во мраке.
— А если во мраке останетесь вы?
Перед мысленным взором Нелл промелькнуло лицо Кермита, когда он уверял, что с ним ничего не случится. Хорошо, если ребенок унаследует его внутреннюю силу, лишь бы только ему не передалась его жестокость.
Внезапно ее голос обрел спокойствие и твердость:
— Не останусь. Убедите доктора Жальбера сделать мне операцию: я надеюсь, все будет хорошо. И… я еще раз прошу у вас прощения, мистер Макдафф. Когда все закончится, обещаю исчезнуть из вашей жизни. Мы с Аннели можем переехать в другой город, где ваша фамилия не так известна, как в Галифаксе. Клянусь, больше я вас не потревожу и никогда ни о чем не попрошу. Никто не узнает об этом браке, даже ваша жена, когда вы женитесь… по-настоящему.
