— Клод, может, нам пойти в другую комнату? — извиняющимся тоном проговорила Кейт.
— Нет, — решительно возразил Клод. — Тетя Сильвия, не гоните меня!
Тетя застонала и отвернулась к стене. Кейт бросилась к Клоду.
— Умоляю, не спорь, Клод! — тихо сказала она. — Ты не представляешь, какую истерику мама может закатить! Так что не осложняй и без того тяжелое положение.
— Ралф дома? — осведомился Клод.
— Да, он в библиотеке, и ушел туда уже довольно...
— Кейт, что ты ему там рассказываешь? Боже, хоть бы кто-нибудь пощадил мои нервы! — перебила леди Ротли голосом умирающей.
— Прошу меня извинить, мэм, но я действительно хочу знать всю правду о моей жене. Почему бы вам не рассказать мне все как есть?
Тетя закричала на него не своим голосом и даже немного приподнялась, откинувшись на подушку.
— Ты что, с ума сошел, Дивиник? Раз Лидия тебе ничего не сказала, ты решил, что это сделаю я? Оставь меня в покое! Нет, определенно меня эти семейные дела сведут в могилу!
С этими словами она упала навзничь и зарыдала, захлебываясь слезами. Ошеломленный Клод попятился, освободив место для Кейт, которая тут же бросилась к матери. Оставив осуждающий взгляд кузины без внимания, Клод быстро вышел из гостиной, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Черт бы побрал эту графиню! Ясно, что от тети Сильвии он ничего не узнает. Вне себя от гнева, Клод быстро шагал по широкому коридору в сторону библиотеки. Кузена он нашел в удобном кожаном кресле в самом дальнем углу комнаты.
— Ну что ты от меня хочешь? нетерпеливо проговорил Ралф, с сожалением откладывая книгу, которую увлеченно читал. — И не заставляй меня расспрашивать мою больную мать об этой тайне!
— Не волнуйся, я здесь не за этим, — сказал Клод, прислонившись к книжной полке.
— А зачем тогда?
— Я хотел бы взглянуть на ваш семейный архив.
Они вместе достали коробки с бумагами покойного барона Ротли.
— Право же, не знаю, что тут можно найти? — ворчал Ралф. — Здесь почти ничего нет, но письма и счета, пожалуй, сохранились.
— Письма? Вот с них и начнем, — сгорая от нетерпения, заявил Клод.
Письма и счета были сложены вперемешку, и братьям приходилось просматривать каждый пожелтевший лист бумаги. Ралф позвонил в колокольчик Тафтону, чтобы тот принес вино и закуски в комнату, которую Ралф называл своим кабинетом.
Два молодых человека перелистывали пожелтевшие страницы с выцветшими чернилами, и чем выше становилась кипа просмотренных документов и писем, тем меньше мадеры оставалось в графине. Просмотр бумаг ничего не дал, и Клода это очень огорчило. В конце концов они обнаружили несколько адресатов, о которых Ралф почти ничего не знал.
— Как бы там ни было, я возьму эти адреса, — сказал Клод. — Я напишу им.
— Предоставь это мне, — возразил кузен, перегнувшись через стол. — Я найду какой-нибудь повод и напишу им письма. Когда завяжется переписка, я спрошу у них о Мерриках. Если они были знакомы с ними, мы наверняка сможем кое-что узнать.
Клод поблагодарил кузена и стал расспрашивать его о дяде Хевершеме, которого тоже решил навестить.
Когда Клод вернулся в Шиллингфорд-Мейнор, он подробно рассказал обо всем Китти и был удивлен, что она не задала ни одного вопроса. Она только сказала, что когда-нибудь эта тайна будет раскрыта, раньше или позже — как уж получится. Клод заметил, что Китти была подчеркнуто сдержанна и молчалива.
Он краем глаза наблюдал за ней во время ужина и заметил, что она чем-то обеспокоена. Ему вдруг захотелось протянуть к ней руки... исключительно чтобы поддержать ее и успокоить. Он вспомнил, как она испугалась, когда он пришел к ней в спальню. Но потом она преодолела страх и ответила ему взаимностью...
Не наведаться ли ему в ее спальню еще раз? Нет, он не будет рисковать.
* * *
На следующее утро Клод поехал в Эшбери-Парк.
Когда он появился утром в доме дяди, мистер Хевершем пришел в неописуемую ярость.
— Какого черта ты собрался меня допрашивать, Дивиник? Неужели ты думаешь, что я проболтаюсь, несмотря на обещание, данное твоей матери?
— А, так вам все известно! — воскликнул Клод с радостными нотками в голосе.
Мистер Хевершем, дородный седовласый мужчина, выглядел не на шутку встревоженным.
Глядя на старика, Клод чуть было не расчувствовался. Только что красное от гнева, теперь лицо его стало землисто-серым. И эти дрожащие руки... Хевершем подошел к столу и налил себе стакан вина. Выпив его залпом, он обернулся:
— Стаканчик вина?
— Благодарю вас, сэр, нет.
— Единственное, что я могу сказать тебе, — начал дядя, глядя на стакан с темно-красным вином, — что то, до чего ты докапываешься, касается каждого из нас. — Он взглянул на Клода с нескрываемым вызовом. — Не наделай ошибок, мальчик.
Клод не нашелся что ответить. Его словно озарило: если Китти действительно дочь Фелиции, тогда Гарри — ее брат. И его отец скрывает, что у него есть сестра!
— У меня есть жена и сын от второго брака, и они никак не связаны с вашей семьей. Я не намерен нарушать их покой ради твоих глупых выходок. Я надеюсь, ты меня понял?
Клод встал.
— Если это все, что вы хотели мне сказать, тогда я напрасно терял здесь время. Всего хорошего.
По дороге домой Клод обдумывал свое следующее предприятие. Вспомнив о Мерриках, он вспомнил и о том, что ему рассказывала Китти о своем раннем детстве. Она жила тогда в охотничьем домике. Если бы он нашел его, то мог бы разузнать от соседей и о Мерриках. А может быть, и о самой Китти.
Рассуждая логично, можно предположить, что это мог быть охотничий домик его отца в Лейсестершире. Вполне возможно, графиня могла отвезти ребенка именно туда. Клод решил отправиться в Лейсестершир завтра же. Он вошел в Шиллингфорд-Мейнор через черный ход и услышал, как кто-то поет, аккомпанируя себе на фортепиано.
В первое мгновение ему показалось, что он ошибся домом. Он так редко бывал здесь, что совершенно забыл о существовании инструмента и не мог даже вспомнить, где он стоит. Клод пошел на звук мелодичной песни, сопровождавшейся беглой игрой на фортепиано.
Пели в маленькой гостиной. Осторожно открыв дверь, он увидел Китти, сидящую за инструментом.
Он стоял, молча наблюдая за ней, и вдруг почувствовал, как у него потеплело на душе. Он видел ее в профиль и поразился, как она похорошела, каким одухотворенным стало ее лицо. Это какая-то не английская пьеса и прекрасно исполнена, подумал он, не замечая, что его взгляд прикован к тугим темным локонам, рассыпавшимся по плечам и спине, и округлым очертаниям соблазнительной фигуры, облаченной в белый муслин. Горячая волна желания внезапно захлестнула его, и он едва сдержался, чтобы не подойти и не заключить ее в объятия.
