— Ничего не хочу знать! Меня не касается, чем он тебя шантажирует. Значит, вы хотите заткнуть рот этому типу заработанными мною в поте лица деньгами?
— Пожалуйста, Гордон, мне очень жаль… Но я не могу допустить, чтобы Аби шантажировали, поэтому, растерявшись и не зная, что делать, взяла твои деньги. Я понимаю, это было неправильно, — подавленным голосом произнесла Аннабель.
— Ты права. Это была плохая идея.
— Гордон, пожалуйста, не упрекай Аннабель! Она сделала это ради меня, но я уже ухожу. Я уйду прежде, чем этот тип поймет, что я сбежала. Я никогда бы не взяла твои деньги. Положи их назад, Гордон!
— Аннабель, ты слышала, что сказала твоя сестра! Пожалуйста, положи деньги на место и как следует закрой шкатулку.
— Но, Гордон, мы ведь не можем бросить ее на произвол судьбы! — в слезах воскликнула Аннабель.
— А кто сказал, что мы бросим ее на произвол судьбы? Конечно, мы поможем, и, конечно же, она никуда не поедет. Но давайте рассуждать здраво! Положишь вымогателю палец в рот — он и руку откусит, и тебя уничтожит. Если ты, Абигайль, подчинишься его требованиям, тебе конец, поверь мне.
— Но что же нам делать? — испуганно спросила Абигайль.
— Прогнать его, да так, чтобы он никогда не вернулся.
— Гордон, он опасен! — С этими словами Абигайль закатала рукав платья и показала ему шрам. — Ты только посмотри, что он мне сделал. Затушил сигару об мою руку.
— Он за это ответит! Сейчас я как раз в таком настроении, чтобы преподать ему урок, который он долго будет помнить! — воскликнул Гордон и решительно добавил: — Где этот тип?
— В седьмом номере, — прошептала Аннабель.
— Пожалуйста, Гордон, не делай этого! — взмолилась Абигайль, но он уже бросился к двери.
Абигайль побледнела и умоляюще посмотрела на сестру.
— Пожалуйста, верни его! — попросила она.
— Но, Аби, он прав. Если кто-то и может обратить этого типа в бегство, так это Гордон.
— Вот именно. Он силен, как медведь, он может раздавить этого червяка. Точно как отец! Я боюсь, что он… Я хочу сказать… А потом с ним будет то же самое, что с отцом, и он будет винить себя…
В этот миг сверху раздался голос матери:
— Долго мне еще звать? Почему никто не идет? Я умираю от жажды! И что там внизу за крики?
Но Аннабель не реагировала, лишь пристально смотрела на сестру.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего!
— Абигайль, что ты хотела этим сказать?
— Пусть немедленно кто-нибудь придет! — снова закричала мать.
— Мама, сейчас! — Аннабель повернулась к сестре и прошептала: — Почему отец винил себя?
В этот миг в коридоре появилась Пайка. Осознав, что сейчас, судя по всему, не самое лучшее время, чтобы узнать у Аннабель о новых распоряжениях, девушка решила поскорее уйти. Но требовательный голос, доносившийся сверху, заставил ее вздрогнуть.
— Черт побери, неужели никто подойти не может?
Аннабель попросила Пайку быстро отнести ее матери стакан воды. Едва девушка бросилась в сторону кухни, как Аннабель снова принялась за сестру. Она поняла, что Абигайль что-то недоговаривает.
Абигайль глубоко вздохнула, потащила сестру обратно в гостиную и неохотно произнесла:
— Судя по всему, в Данидине отец ввязался в какую-то драку и его противник в той драке был убит. Поэтому мы и уехали из города под покровом ночи.
— Боже мой, это было в тот день, когда один жуткий тип очень странно заговорил со мной по дороге к дому. Откуда ты знаешь, что отец убил его?
Абигайль коротко рассказала сестре о шарманке и газетной статье. И о суровых словах матери. Она заставила Аннабель поклясться, что та не скажет о том, что ей известно о родителях, даже Гордону, не говоря уже о матери. А потом поспешно оборвала сама себя и пробормотала:
— Мы должны помешать Гордону, иначе он может случайно раздавить его, как клопа.
И обе тут же бросились к комнате, где Аннабель поселила вымогателя. Еще в коридоре они услышали грохот и крик.
Когда Аннабель распахнула дверь, она едва не лишилась дара речи от представшей перед ее глазами картины. Она успела увидеть, как Гордон разбил стул о голову шантажиста. Худосочный мужчина пошатнулся, обмяк, будто мешок с мукой, и рухнул на пол, где и остался лежать неподвижно. Гордон смеялся, потирая руки.
— Он мертв? — пролепетала Абигайль.
— Еще чего! Просто немного поспит. — Гордон ликующе улыбнулся.
— А если он все же мертв? — испуганно поинтересовалась Аннабель.
В этот миг шантажист негромко застонал и схватился за голову. Гордон встал над ним, широко расставив ноги, и рявкнул:
— Ну что, с тебя уже хватит, воришка, или хочешь еще? — И в подтверждение своих слов поднял кулак.
— Нет, нет, достаточно! — Мужчина поспешно закрыл лицо руками, защищаясь. — Произошло ужасное недоразумение, я не хотел сделать мисс Брэдли ничего плохого, я…
— Ах, вот как, ничего плохого? — прошипел Гордон. — А ожог у нее сам по себе образовался, да?
Сестры испуганно вцепились друг в друга, а шантажист молча поднялся с пола. Он пошатывался и, казалось, вот-вот был готов снова рухнуть на пол, но удержался, схватившись за изголовье кровати. Один глаз у него опух, вокруг него расплывался синяк.
— А теперь вон из моего дома! — прорычал Гордон, с силой наподдав мужчине под зад. Вымогатель налетел на стену, застонал и промчался мимо сестер с максимально возможной в его состоянии скоростью.
Гордон пошел за ним на улицу.
— Исчезни! И не смей больше появляться в долине гейзеров! Если я не дай боже узнаю, что ты говорил здесь с кем-то, то найду тебя быстрее, чем тебе того хотелось бы! — кричал он ему вслед, а затем, довольный, обернулся к сестрам: — И ради этого ничтожества я должен был пожертвовать своей баней? Никогда! Думаю, мы больше не увидим этого типа. Кстати, как его звали-то?
— Герберт Хантер, но, скорее всего, это фальшивое имя, — ответила Абигайль, несказанно удивленная, что с этим кошмаром покончено. — Гордон, чем я могу тебе отплатить?
Тот задумчиво почесал бороду.
— Ты умеешь обращаться с гвоздями и молотком?
Абигайль кивнула, хотя в жизни не держала в руках молотка.
Гордон усмехнулся.
— Лучше не надо. Не женское это дело. Но, возможно, ты смогла бы в день открытия бани сыграть на фисгармонии с Патриком О’Доннелом в четыре руки?
Аннабель тут же укоризненно поглядела на мужа, но тот ничего не заметил. Не обратил он внимания и на то, что у Абигайль покраснели щеки, поскольку все отвлеклись на чудесное пение, доносившееся из открытого окна.
