Клэй как-то странно посмотрел на нее. Интересно, о чем он думает?
— Я не хотел оскорблять тебя, — тихо произнес Клэй. — Ты потрясающая женщина. Ты умудрилась превратить невыносимую ситуацию в такую, которая доставляет удовольствие если не тебе самой, то всем окружающим тебя людям. Все мы, а больше всех я сам, использовали тебя. Почему ты раньше не сказала, что чувствуешь себя здесь несчастной?
— Я не чувствую себя несчастной… — начала она, но остановилась, потому что говорить мешали слезы. Она была близка к тому, чтобы обвить руками его шею и сказать, что готова остаться с ним на любых условиях.
— Пора возвращаться, — сказал он. — Дай мне подумать, и, возможно, я найду какое-то более приемлемое для тебя решение.
Она молча последовала за ним по тропинке.
Глава 7
Клэйтон оставил ее в конюшне. Николь и сама не знала, как добрела до дома. Едва закрыв за собой дверь спальни, она дала волю слезам. В тот год, когда пришлось скрываться, она овладела искусством плакать беззвучно. Она бросилась ничком на постель, и ее тело сотрясали рыдания.
Все, что она сказала, было неправильно. Он не имел в виду предложение вступить с ней в брак в том смысле, в каком она его понимала. И теперь он говорил о «приемлемом решении». Много ли времени осталось до того, как он прогонит ее прочь? А если приедет Бьянка, сможет ли она спокойно наблюдать, как Клэй прикасается к ней, целует ее? Не станет ли она каждую ночь засыпать в слезах, увидев, как они закрывают двери своей общей спальни?
Мэгги и Джейни стучались в ее дверь, спрашивали, все ли с ней в порядке. Николь сказала, что подхватила простуду, боится их заразить. Ее голос, охрипший от слез, звучал так, словно она и впрямь была больна. Потом она услышала, как за дверью шепчутся близнецы. Решив, что пора перестать жалеть себя, Николь встала. Она умылась и сняла платье. В коридоре послышались шаги Клэя, и она затаила дыхание. Она еще не была готова встретиться с ним, понимая, что все, что у нее на сердце, будет видно по ее глазам. Во время ужина она, наверное, попросит его позволить ей остаться рядом с ним — если потребуется, то даже в качестве чистильщика его сапог.
Николь надела ночную сорочку из кружева и шелка — ту самую, которая так понравилась Клэю. Она не знала, который сейчас час, но чувствовала себя такой усталой, что решила лечь спать. Начиналась гроза. Вдалеке слышались первые раскаты грома. Она зажмурилась. Не могла она сейчас вспоминать о дедушке. Не могла!
Она вновь переживала ту ужасную ночь. Дождь хлестал в окна мельницы, молнии сверкали так, что было светло как днем. При вспышке молнии она увидела дедушку.
Вскрикнув, она села в постели, зажав уши руками, и не слышала, как открылась дверь и к ее кровати подошел Клэй.
— Тише. Теперь ты в безопасности. Успокойся. Никто не причинит тебе зла, — говорил Клэй, взяв ее на руки. Он держал ее как ребенка, и она уткнулась лицом в его голое плечо. Он покачивал ее и гладил по голове. — Что тебе приснилось?
Николь помотала головой, в отчаянии прижимаясь к нему. Она знала, что ее сон был реальностью, И знала, что ей никуда не уйти от этого кошмара.
— Думаю, нам пора поговорить, — сказал Клэй.
Николь покачала головой.
Он отнес ее в свою спальню, усадил в кресло и налил стакан хереса. Он знал, что после ленча у нее не было ни крошки во рту, и понимал, что алкоголь ударит ей в голову.
Так оно и случилось.
Увидев, что она начинает успокаиваться, он взял у нее пустой стакан и вновь наполнил его, поставив на столик возле кресла. Потом налил стакан себе. Он поднял Николь и уселся в кресло, держа ее на руках так, что одеяло укрывало их обоих. Гроза за окном способствовала тому, что они чувствовали себя в темной комнате отрезанными от всего мира.
— Почему ты уехала из Франции? Что произошло в доме мельника?
— Нет, — прошептала она, пряча лицо у него на плече.
— Ладно. В таком случае расскажи мне о каком-нибудь хорошем дне. Ты всегда жила с дедушкой?
От хереса стало тепло, и ее охватила какая-то апатия. Она улыбнулась уголком губ.
— У нас был великолепный дом. Он принадлежал дедушке, но когда-нибудь должен был перейти к моему отцу. Правда, это не имело значения, потому что там было достаточно места для всех. Дом был розового цвета. Потолок в моей спальне был расписан херувимами, которые падали вниз с облака. Иногда я, проснувшись, подставляла руки, чтобы поймать их.
— Ты жила с родителями?
— Дедушка жил в восточном крыле, а я — в главном доме с родителями. Разумеется, западное крыло у нас было всегда наготове на случай визитов короля.
— Разумеется, — согласился Клэй. — Что случилось с твоими родителями?
Она молчала. Из ее глаз покатились слезы. Клэй взял стакан и заставил ее сделать глоток.
— Расскажи мне, — прошептал он.
— Дедушка вернулся домой из королевского дворца. Он частенько уезжал из дома, но тогда вернулся потому, что в Париже было небезопасно. Отец сказал, что всем нам следует уехать в Англию, пока не прекратятся беспорядки, но дедушка заявил, что Куртелены жили в этом замке в течение нескольких веков и что он не намерен его покидать. Он сказал, что чернь не осмелится выступать против него. Мы ему поверили. Он был такой большой и сильный. Одного его голоса было достаточно, чтобы усмирить кого угодно. — Она замолчала.
— Что произошло в тот день?
— Мы с дедушкой поехали прокатиться верхом в парке. Был прекрасный весенний день. Вдруг мы заметили за деревьями дым. Дедушка пришпорил коня и помчался во весь опор. Я последовала за ним. Выехав из-за деревьев, мы увидели, что наш прекрасный, наш великолепный дом охвачен пламенем. Я остолбенела от ужаса, не веря собственным глазам. Дедушка отвел мою лошадь в конюшню, ссадил меня на землю и приказал оставаться на месте. Я стояла и смотрела, как огонь превращает розовые стены нашего дома в черные.
— А что было с твоими родителями?
— Они уехали в гости к одному другу и предполагали вернуться поздно. Я не знала, что мама порвала платье и они вернулись раньше, чем рассчитывали. — Она зарыдала.
Клэй прижал ее к груди.
— Расскажи мне все. Облегчи душу.
— Дедушка вернулся в конюшню, пробравшись под прикрытием живой изгороди. Его одежда почернела от копоти, под мышкой он держал небольшую деревянную шкатулку. Он схватил меня за руку и потащил в конюшню. Выбросил сено из яслей, затолкал меня туда и сам залез. Несколько минут спустя мы услышали голоса людей. Почувствовав запах гари, заржали лошади. Я хотела пойти к ним, чтобы успокоить, но дедушка не позволил.
Она замолчала, и Клэй дал ей еще хереса.
— Что произошло, когда толпа ушла?
— Мы с дедушкой выбрались из яслей. Уже стемнело, но дом пылал так ярко, что было светло как днем. Когда я попыталась оглянуться на дом, дедушка потащил меня вперед. «Всегда смотри вперед, дитя, никогда не оглядывайся назад», — сказал он. Мы шли всю ночь и большую часть следующего дня. На закате он остановился и открыл шкатулку, которую прихватил из дома. Внутри находились какие-то бумаги и изумрудное колье, принадлежавшее моей матери. — Она вздохнула, вспомнив, как они воспользовались изумрудами, чтобы помочь мельнику. Потом она продала оставшиеся два изумруда, чтобы выкупить долю в швейной мастерской своей кузины. — Я так и не поняла, что тогда произошло, — продолжила она. — Я была наивным ребенком, не знающим ни тревог, ни забот. Дедушка сказал, что пора мне повзрослеть и услышать правду. Он объяснил мне, что люди хотели убить нас, потому что мы жили в красивом большом доме. Что отныне нам придется скрывать свое происхождение. Он закопал документы в землю и сказал, что я должна помнить, кто я такая, не забывать, что Куртелены — потомки старинного королевского рода.
