— Мне нечего тебе сказать. Да и зачем?
Он привлек ее к себе, но ее тело стало неподатливым.
— Поговори со мной, — попросил он. — Давай все обсудим и решим, что делать дальше. Придумаем какой-нибудь план.
— План? Ты хочешь уехать, бросив невинное дитя, о котором, кроме Бьянки, некому позаботиться? Не думаешь ли ты, что из нее получится великолепная мать?
— Какое мне, черт возьми, дело до того, какой она будет матерью? Мне нужна ты. Только ты.
Николь оттолкнула его:
— Ты не раз говорил, что ребенок не может быть твоим.
Клэй решил рассказать, как было дело.
— Я напился, а она забралась ко мне в постель.
Николь холодно усмехнулась:
— Ах напился? Первый раз, когда ты занимался со мной любовью, я тоже была пьяна.
— Николь. — Он наклонился к ней.
Николь отпрянула.
— Не прикасайся ко мне, — прошептала она.
Он схватил ее за плечи:
— Ты моя жена, и я имею право прикасаться к тебе.
Она размахнулась и дала ему пощечину.
— Твоя жена! Да как ты смеешь?! Я всегда была для тебя потаскухой! Ты использовал меня, чтобы удовлетворить свою похоть. Тебе недостаточно Бьянки?
— Ты же знаешь, что это не так. Я всегда был честен с тобой.
— Знаю? Много ли я о тебе знаю? Я знаю твое тело, знаю, что ты имеешь надо мной власть. Что можешь заставить меня верить тебе.
— Но я действительно люблю тебя. Мы уедем отсюда.
Николь рассмеялась.
— Но ты меня тоже не знаешь. Рядом с тобой я забывала о гордости. Стоило тебе появиться, как я ложилась на спину, или опускалась на колени, или усаживалась верхом на тебя. Ни о чем не спрашивая, просто подчиняясь.
— Что за чушь ты несешь? Ты не такая!
— Ты не знаешь, какая я. Мало кто знает. Все считают, что я готова жить ради других, решать чужие проблемы, ничего не требуя взамен. Ничего подобного! Николь Куртелен — зрелая женщина, ей свойственны те же потребности и страсти, что и другим женщинам. Бьянка гораздо умнее меня. У нее есть цель, и она к ней стремится. Она не сидит дома, терпеливо ожидая весточки от мужчины, который предлагает ей встретиться утречком, чтобы позабавиться с ней.
— Николь, — взмолился Клэй, — успокойся, пожалуйста. Ты не ведаешь, что говоришь.
— Ошибаешься, — улыбнулась Николь. — В кои-то веки я решила сказать то, что думаю. Все эти месяцы я провела в ожидании. Ждала, пока ты скажешь, что любишь меня, пока сделаешь выбор между Бьянкой и мной. Верила тебе, как последняя дура. — Николь усмехнулась. — Ты знал, что Эйб разорвал на мне одежду и привязал меня к стене? А я в этот момент думала лишь о том, что он замарает меня, и готова была на все, чтобы этого не случилось. Чтобы не причинить тебе боль. Чтобы ты не испытывал ко мне отвращения.
— С меня довольно! Не желаю больше тебя слушать.
— С Клэйтона Армстронга довольно? Кого именно ты имеешь в виду? Толстую Бьянку или тощую Николь?
— Замолчи и выслушай меня. Я говорил тебе, что для меня это не имеет значения. Мы все равно уедем, как и планировали.
Она бросила на Клэя гневный взгляд:
— Но для меня это имеет значение! Неужели ты думаешь, что я захочу прожить жизнь с человеком, который с легкостью бросает собственное дитя? Что, если мы уедем на Запад и там у нас родится ребенок? Встретишь какую-нибудь хорошенькую девушку и сбежишь с ней, бросив нашего ребенка?
Клэй отпрянул от нее.
— Как ты можешь так говорить?!
— Могу. Потому что это правда. Я по глупости влюбилась в тебя, а ты этим воспользовался.
— Ты действительно веришь тому, что говоришь? — едва слышно спросил Клэй.
— А чему еще я могу верить? Я только и делала, что ждала. Ждала, чтобы начать жить. Ну что ж, с меня довольно! — Она надела туфли, встала и направилась к выходу.
Клэй, торопливо натянув брюки, бросился за ней следом.
— Ты не можешь так уйти, — сказал он, схватив ее за руку. — Пойми…
— Я уже поняла, — перебила его Николь. — Ты сделал свой выбор. Видимо, ждал, которая из нас забеременеет первой. Куртелены никогда не отличались фертильностью. И это плохо, потому что в противном случае я могла бы выиграть в этом состязании. И тогда у меня был бы большой дом. И слуги. — Она помолчала. — И ребеночек.
— Николь.
Она посмотрела на его руку, лежавшую на ее плечо.
— Отпусти меня, — сухо промолвила она.
— Не отпущу, пока не поймешь.
— Надеешься, что я снова брошусь в твои объятия? Никогда! Между нами все кончено.
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— Две недели назад ко мне приходил доктор с корабля, на котором я приехала в Америку, — спокойно сказала Николь.
Клэй округлил глаза.
— Да, тот самый свидетель, который когда-то тебе срочно понадобился. Он сказал, что поможет мне добиться расторжения брака.
— Нет, — выдохнул Клэй. — Я не хочу…
— Это меня не интересует. Ты жил в свое удовольствие. Теперь моя очередь. Я больше не буду ждать, буду жить.
— О чем ты?
— Прежде всего я аннулирую брак, потом займусь делами. В этой стране масса возможностей. Надо ими воспользоваться.
В камине, подняв сноп искр, упало полено, и Николь заметила, как блеснуло лежащее в нише стекло с запаянным в нем единорогом. Она рассмеялась.
— Мне следовало бы знать, что ты за человек, когда мы произносили те детские клятвы. Я была недостаточно чиста, чтобы прикоснуться к единорогу, не так ли? Этого была достойна только твоя драгоценная Бет.
Николь вышла из пещеры, села в лодку и поплыла к мельничному причалу. Дедушка учил ее никогда не оглядываться назад. Выбросить из головы Клэя было нелегко. Она представила себе беременную Бьянку, положившую руки на живот, в котором носила ребенка Клэя. Николь взглянула на собственный живот и возблагодарила судьбу за то, что не беременна.
К тому времени как Николь добралась до причала, она уже чувствовала себя лучше. Выйдя из лодки, посмотрела на маленький дом. На какое-то время он будет ее постоянной резиденцией. Николь решила построить наверху еще две спальни, а внизу — гостиную. Но для этого нужны деньги. К мельнице примыкает участок хорошей плодородной земли. Джейни говорила, что его выставили на продажу. На его покупку тоже нужны деньги.
Тут Николь вспомнила о своих платьях. Их можно продать. Не говоря уже о муфте из соболей. С каким удовольствием Николь швырнула бы все это в лицо Клэю! Или приказала бы доставить ее наряды в дом Клэя и свалить их в кучу в его холле. Однако это слишком дорогое удовольствие. На пикнике у Бакесов многие дамы восхищались ее туалетами. Николь пожалела, что забыла накидку, подбитую норкой, в пещере. Но туда она не вернется никогда. Ни за что!
