Она отвернулась. Надо забыть волнение, охватившее ее, и смотреть куда угодно, но только не на него. Он нарушает ее душевный покой. Возможно, это происходит от сознания того, что она должна совершить… если ей не удастся обмануть зятя.
— Что интересного, помимо дождя, вы разглядели в окне?
Его глубокий голос с изысканной аристократической интонацией нарушил тишину. Но в нем прозвучала и столь приятная для слуха теплота. Необходимо положить этому конец. Граф неизмеримо выше ее по положению и недосягаем, как солнце. Она же не настолько влюбчива и глупа, чтобы этого не понимать и позволить своему воображению завести ее слишком далеко.
Возможно, он вообще плохо относится к женщинам, а на такой, как она, разумеется, никогда не женится. Она же ни за что не станет чьей-либо любовницей… правда, он ничего подобного ей не предлагал, да и не собирается этого делать. Выходит, что она чрезвычайно глупо себя ведет — и все из-за его красоты и бархатного голоса, при звуках которого внутри у нее растекается тепло. Мэри Маргарет сказала первое, что пришло в голову:
— Если дождь не кончится, нам придется остановиться, так как дорога превратится в месиво.
— Да. — Он наклонился вперед и оказался так близко, что она замерла и подумала, не нарочно ли он это сделал. Может, он догадывается, каково ей от его близости?
Девушка отодвинулась подальше, а Рейвенсфорд бросил на нее выразительный взгляд, говоривший, как ей показалось, о том, что он обо всем догадался.
— Думаю, мы скоро доедем до ближайшего города. Там в трактире мы сможем поставить лошадей в конюшню, а сами пообедаем и переночуем.
Он остался сидеть у окна. Даже в слабом освещении отчетливо выделялся его надменный профиль с плотно сжатыми челюстями. Она разглядела у него на щеках золотистые несбритые волоски и удивилась — судя по темно-рыжей ше-велюре, волосы на лице тоже должны быть рыжими.
Сердце у нее билось так сильно, что готово было выскочить. Наконец граф отодвинулся от окна и искоса посмотрел на нее. Мэри Маргарет постаралась не выдать своего волнения. Присутствие мужчин никогда ее не смущало, а вот Рейвенсфорд смущал настолько, что кожу покалывало и мысли путались.
— Надеюсь, что отсутствие удобств в трактире не очень вас удручит, мисс О’Брайен.
Неужели его это беспокоит?
— Меня? — удивилась она. — Мне кажется, что большие неудобства можете испытывать вы, ваша светлость, а не я.
Он усмехнулся.
— Мне приходилось стоять биваком на Пиренеях во время войны с Бонапартом, и я привык к спартанским условиям. Я беспокоюсь о вас.
Не пытается же он ее завлечь? Если так, то почему он думает, что ему это удастся?
— Я не сомневаюсь в этом, милорд. Однако я не привыкла к тому, чтобы обо мне беспокоились.
— Да? Где вы жили до того, как переехали к матушке?
В его голосе она не услышала особого любопытства, но все равно насторожилась. Почему такой знатный человек интересуется ее прошлым? Но вопрос задан, и нет смысла лгать. Она ответит, правда, умолчит о том, как Томас обращается с Эмили.
— Я — старшая дочь одного из арендаторов вашей матери. Мои родители умерли, а сестра вышла замуж.
Он взял в руки глиняный кувшин с горячим шоколадом.
— Не хотите ли выпить, мисс О’Брайен?
Неожиданный поворот в разговоре привел ее в замешательство.
— Спасибо, — ответила она.
Ему удалось налить шоколад, не расплескав. Мэри Маргарет взяла чашку и случайно дотронулась до его пальцев. Ощущение было такое, словно она обожглась.
— Для дочери фермера у вас очень культурная речь, — заметил граф.
Его манера внезапно переводить разговор на другую тему сбивала с толку.
— Отец моей матери был викарием. Она… вступила в неравный брак. Это она обучила нас, как правильно говорить и вообще всему, что знала сама. А когда поняла, что больше ничего не может нам дать, пошла работать к преподобному Хопкинсу, который за это преподавал нам греческий и латынь.
— Кому это «нам»?
— Моей сестре Эмили и мне.
— Вы получили очень хорошее образование. Большинство моих знакомых дам лишь знают о существовании этих языков, а многие даже по-французски с трудом изъясняются.
Она смутилась от его похвалы, так как не привыкла к комплиментам, да еще от человека, занимающего столь высокое положение. Вот его матушка не считалась с ее образованностью.
Тех денег, что она получит после трех месяцев службы у графини, едва хватит им с Эмили на год, и это в том случае, если они будут жить также скромно, как привыкли с детства, и к тому же будут где-то работать. Но для них и это благо.
Карета накренилась, резко остановилась, и жидкость из чашки выплеснулась ей на колени. Мэри Маргарет, не удержавшись на сиденье, второй раз за день упала в объятия графа. Если бы не смущение, она сочла бы ситуацию смешной. Но его лицо было слишком близко, руки сжимали ее слишком крепко, а губы соблазняли. Она с трудом справилась с дыханием.
— Сегодня моя обязанность — ловить вас, — пробормотал граф, не отпуская ее.
Она смотрела на него, чувствуя, как по телу пробежала дрожь.
Его взгляд переместился с ее глаз на рот, а на щеках обозначились складки. Неужели он ее поцелует?
Он опустил лицо, и его теплое дыхание овеяло ее кожу. Девушка уловила запах лимона и мускуса. Ей следует оттолкнуть его. Она не принадлежит к тем женщинам, которых целуют мужчины… если только их помыслы далеки от благородных. Она ничего из себя не представляет, и у нее нет семьи, которая могла бы ее защитить.
Граф прикоснулся губами к ее рту, и она, понимая, что совершает ужасную ошибку, не отстранилась.
— Милорд, — раздался мужской голос.
Рейвенсфорд быстро вскочил, едва не отбросив Мэри Маргарет в сторону.
— Милорд, мы застряли в грязи.
— Проклятье! Я этого боялся, — воскликнул граф, открывая дверцу кареты и спрыгивая вниз. На Мэри Маргарет он даже не взглянул.
Дрожащими пальцами она дотронулась до рта. Он чуть было ее не поцеловал. Его губы лишь коснулись ее губ, а она уже почувствовала слабость во всем теле. Как же велика его власть над ней!
Девушка сделала глубокий вдох и взяла себя в руки. Вытащив из сумочки носовой платок, она вытерла пятно от пролитого шоколада.
С дороги сквозь раскрытую дверцу доносилась ругань мужчин. Мэри Маргарет выглянула наружу и увидела, что заднее колесо кареты с ее стороны по самую ось погрузилось в жидкую грязь. Двое слуг, а также конюх и кучер пытались вытащить колесо из рытвины. Она решила, что ее вес может осложнить им работу, поплотнее запахнула плащ и выпрыгнула из кареты, сразу же по щиколотку погрузившись в грязное месиво. Шел дождь, но, к счастью, ветер утих. Она, в конце концов, деревенская девушка и не размокнет от дождя.
