— Куда идти? — Оливия вцепилась в руку монашенки. — Сестра Мэри, не бросай меня здесь одну, пожалуйста! Я здесь ничего не знаю! Помоги мне во имя Господа!
— Сестра Оливия, неужели ты думаешь, что я брошу тебя на произвол судьбы! Успокойся, Господь милостив и поможет тебе! Ибо уверуете, и по вере воздастся вам!
По крутой лестнице девушки спустились на первый этаж и вошли в комнату с большим столом посередине, окруженном деревянными табуретками.
— Это наша трапезная! — сообщила Мэган, подталкивая Оливию вперед.
Сестер в монастыре оказалось не слишком много, около двух десятков. Во главе стола стояла матушка-настоятельница Энджел. Перед ней лежал раскрытый Розарий, в руках она перебирала четки с распятием.
— Воспоем, сестры, славу Святой Деве Марии! Как мы делаем это обыкновенно перед завтраком!
Не зная слов этой короткой молитвы, Оливия лишь неуверенно подпевала, совершая привычное крестное знамение. Однако матушка-настоятельница благожелательно прислушивалась к ее мелодичному голосу. Когда молитва была пропета положенное в это время суток число раз, настоятельница предложила всем сесть вокруг стола для утренней трапезы.
— Дитя мое, Оливия, у тебя замечательный голос и отличный слух. Ты была бы хорошим пополнением в нашем монастырском хоре, дорогая сестра Оливия!
После молитвы все дружно подняли кружки. Кофе был горячим, но, как отметила Оливия, какого-то странного отвратительного вкуса, хотя и немного смягченного молоком. Оливия отпила крохотный глоток и покосилась на Мэган:
— Что это за гадость мне налили в кружку, Мэгги? Я не отравлюсь?
— За столом не принято разговаривать, сестра! — настоятельница заметила ее недовольную гримасу. — Желудевый напиток всегда в первый день монастырской жизни кажется невкусным, но уже сегодня вечером он покажется тебе райским нектаром!
Сестры, низко склонясь к столу, с видимым аппетитом поглощали лепешки, запивая их большими глотками напитка, и, по всей видимости, не испытывали отвращения к желудевому кофе.
Кое-как одолев кружку жидкости, Оливия еще жевала кусок лепешки, когда сестры снова встали на молитву. Девушка проглотила недоеденный кусок и вскочила вслед за остальными, испуганно уставившись на настоятельницу.
— Сестра Мэри, поручаю тебе ввести в курс дела нашу новую послушницу!
Все быстро расходились из трапезной. Остались только две пожилые женщины и Мэган с Оливией.
— Ты будешь сегодня работать со мной! — Мэган взяла Оливию за руку. — Настоятельница вроде бы благоволит к тебе. Пожалуйста, Оливия, не разочаровывай ее! Не спеши со своим делом!
— В каком смысле?! Я же не собираюсь здесь оставаться навсегда, чтобы стать Господней невестой! — Оливия готова была разрыдаться. Она хотела в город. Она должна найти Берни Дугласа. — Мэган, а ты видела Берни?!
— Его видела Молли из заведения Роззи Слоут! Он упал, подъехала санитарная повозка, его подняли и уложили в нее, — Мэган ладонью сжала худенькое плечо возмущенной Оливии.
— Молли!.. Значит, он посещал в Райфле публичный дом?! — Оливия чуть не задохнулась от негодования. Мэган прижала ее к себе, заговорила быстро-быстро:
— Глупенькая!.. Нам нельзя бездельничать, Олли! Пошли скорее отсюда!.. Сегодня мы будем гладить белье. Мы должны работать, детка! У нас с тобой пока еще самый легкий урок! Он называется — послушание! Если ты его не выдержишь, то настоятельница откажет тебе в помощи! Пользуйся ее расположением к себе. Не перегни палку!.. Матушка Энджел не любит слишком строптивых девушек!
— Что ты имеешь в виду?! — Оливия была в замешательстве.
— Пошли работать! — недовольная Мэган еле сдерживалась. — Спасибо скажи, что рядом я и хорошо знаю твой характер… Отсюда невозможно сбежать, Оливия!.. Но тебя отпустят в любом случае!
Оливия ощущала себя сломленной и раздавленной. Она поплелась следом за Мэган, путаясь в подоле тяжелого одеяния. Слезы отчаяния готовы были покатиться по щекам. Девушка из последних сил стиснула зубы, чтобы не зарыдать в голос. Она не предполагала, что все сложится так непросто.
— Проявление чувств чуждо этим стенам, Олив! — Мэган казалась бесстрастной и спокойной. Они вошли в большую комнату, где стояли два длинных стола. На краю каждого высилась стопка выстиранного белья. — Это наша работа, Олив! Встряхнись, дорогая! И на время забудь, зачем ты здесь!.. Подожди меня! — она быстро вышла и вскоре вернулась с двумя большими утюгами, в отверстиях у которых рдели горячие угли. Запахло древесным дымом.
— К вечеру голова заболит от угара! — Оливия уже не возмущалась, а просто констатировала факты.
— Поэтому мы в гладильне время от времени устраиваем сквозняки! — поддержала разговор Мэган, размахивая утюгом. — Если в первый день наставишь на простынях подпалин, не страшно! Главное, хорошенько проглаживай все швы! Поняла?! И не стой столбом! Раздувай второй утюг!
Оливия подхватила из рук сестры Мэри деревянную ручку утюга и принялась раскачивать тяжеленный прибор размашистыми движениями. А Мэган уже разостлала первую простыню на большом столе, обшитом плотной тканью, и влажная простыня зашипела. Клубы пара поднимались вверх, размывая лицо, ставшее для Оливии чужим и незнакомым всего за несколько коротких недель. Мэган сильно похудела, но стала физически крепче.
Ко времени полуденной трапезы Оливия так устала, что с большим трудом удерживала ложку ноющей рукой. Проголодавшись после тяжелой работы, она мигом проглотила свою порцию постного супа. На второе, к счастью, подали густую рисовую кашу с фасолью, которую вряд ли можно было расплескать и тем самым — выпачкать одежду. Ела Оливия быстро, припомнив свою утреннюю оплошку. И желудевый кофе, действительно, показался ей довольно вкусным, так как он был немного подслащен.
К вечеру у нее страшно ломило ноги, колени совершенно не гнулись, пальцы были не в состоянии удерживать толстую деревянную ручку утюга. Они все время умудрялись разогнуться, когда Оливия не была к этому готова. Утюг с грохотом падал на каменный пол гладильни, разбрасывая вокруг искры и горячую золу!.. Глаза девушки слипались, в голове, кажется, стучали молотки, в горле першило от постоянного запаха угара.
Закончив работу, Оливия, с трудом передвигая ноги, спустилась в трапезную. Молитву она кое-как пропела вместе со всеми, но когда на столе появились кружки с кофе и тарелки с лепешками, что-то словно щелкнуло у нее в мозгу… Стол поплыл в сторону, она попыталась удержать его, но только опрокинула свою кружку с монастырским напитком… Мутноватая лужица растекалась по чисто выскобленной столешнице, заполняя собой все обозримое пространство. И больше девушка ничего не помнила…
— Напрыгалась горная козочка! — голос Мэган, склонившейся над ней, показался Оливии совсем чужим, незнакомым.
— Господь Милосерден, он даст и ее сердцу успокоение, сестра Мэри! Не надо плакать, дитя! Ты знаешь, что этим стенам чужды проявления человеческих страстей! — рядом с Мэган стояла матушка Энджел, перебирая четки.
