– В деревню, Алексей Петрович, торопиться не стоит, – заметила Потемкина. – В деревню уж ты не опоздаешь, чаю я. А у меня в честь приезда воспитанницы моей сегодня в Кузьминках бал объявлен. Так что, оставайся, рада буду. Из Москвы гости пожалуют.
– С превеликим удовольствием, – Ермолов с благодарностью склонил голову, – соскучился по вам всем, признаюсь честно.
Соседство князя Потемкина и его ухаживание против воли разволновали Мари-Клер. И после завтрака, желая остаться одна, она вернулась в дом. Войдя с веранды, остановилась в просторной гостиной, оглядывая ее. Вся комната, убранная в изумрудно-зеленых тонах, казалась светлой, даже прозрачной. Белый рояль. Мебель из нежно-желтого ореха, во французском стиле, с позолотой. Длинный орехового дерева диван с зеленой обивкой и многочисленными подушечками с парчовой бахромой. На стенах – зеркала в золоченых рамах с украшениями, в нише над камином – портрет сановника, увешанного орденами, в парике. Один глаз его закрывала черная лента. Мари-Клер вспомнила, как Анна Алексеевна еще вчера объяснила ей, будто на портрете изображен отец Елизаветы Григорьевны – князь Потемкин.
Пройдя парадную гостиную, она направилась в столовую. Здесь стены украшали обои из китайской бумаги с ручной росписью: пионы, хризантемы, диковинные птицы с распущенными цветными хвостами. По углам – раздвижные ширмы красного и зеленого тонов. На табуретах и креслах – подушечки в красную и зеленую полоску.
Осмотрев столовую, Мари-Клер откинула камчатную занавесь с зеленым и золотистым рисунком – она хотела открыть дверь в следующее помещение, но, услышав оттуда голос княгини Елизаветы Григорьевны, испугалась, выбежала снова на веранду. Затем поспешно спустилась в сад.
* * *
Малая гостиная в имении Кузьминки, убранная по царскому вкусу новой хозяйки, была едва ли не самой уютной комнатой в доме, уступая лишь спальне. Паркетный пол устлан пушистым ковром. Затянутые бордовым шелком стены украшены дорогими картинами и гравюрами. Мебель из красного дерева, отделанная бирюзой и облитая малиновым штофом, мягка и покойна. Диваны и кресла – в золотистой обивке с перламутровой инкрустацией. Все располагало здесь к душевной беседе, интимной, любовной близости.
Прикрыв за собой дверь, княгиня Лиза подошла к большому круглому зеркалу, заключенному в позолоченную раму. Некоторое время смотрелась в него, оправляя складки шали. Усевшись на диван, Алексей наблюдал за ней, любуясь. Поймав в зеркале его взгляд, Лиза улыбнулась.
– Вот мы и дождались воспитанницы, – проговорила она, поворачиваясь. – На кого, полагаешь ты, больше похожа наша гостья, на принца Мюрата или на маркизу Анжелику?
– Не знаю, Лизонька, – граф поднялся, подошел к жене. Сдвинув шаль с ее плеча, наклонился, целуя, – по мне тиха она, скромна, застенчива, – продолжил вполголоса. – А ни маркизу, ни тем более маршала Мюрата уж никак в застенчивости замечать не приходилось. Да и лицом – ни в отца, ни в мать. Особенная какая-то. Совершенно особенный человек.
– Ну, тиха она с непривычки, – предположила Лиза и провела рукой по его волосам, потом скользнула пальцами по щеке. – Со временем, может, и осмелеет. Должна же кровь гасконская да прованская сказаться в ней. – Помедлив, спросила, глядя Алексею в лицо: – Могла бы и твоей дочерью быть?
– Не могла. – Анненков ласково убрал черные локоны, упавшие на плечо княгини. И обняв, привлек к себе: – Не могла. И не возвращайся больше к этому.
– Ты знаешь, а я рада, что она вовсе не похожа на Анжелику, – вдруг призналась Лиза, опуская голову на грудь мужа, – я боялась, что, окажись девица лицом в нее, ты снова стал бы вспоминать о маркизе.
– Зачем мне вспоминать о маркизе, если ты теперь рядом со мной, – мягко упрекнул ее Алексей. – Пора уж оставить ревность. Я же не вспоминаю об императоре Александре, глядя на твоего сына. По счастью, он тоже больше похож на деда, князя Потемкина, и на тебя, чем на своего отца. Не удивлюсь, если вы с Анной Алексеевной уже перебрали всех петербургских и московских женихов, обсуждая будущее Мари-Клер. За кого же решили выдать ее замуж? – поинтересовался он.
– О замужестве пока думать рановато, – ответила Лиза. – Надо ей пообвыкнуться, показаться в свете. Пусть вздохнет сперва полной грудью, почувствует себя дома. А то как щегол на жердочке, вся взъерошилась от страха, закрылась в себе. Ну а правду сказать, думаем мы с Анной о дружке ермоловском, князе Закревском, – продолжила она. – Для того и пригласила я Алексея Петровича погостить нынче. Кроме старых дружб и о деле потолковать надобно. Князь Закревский недавно овдовел. В молодые годы при императоре Александре Павловиче он приближен был к государю, ко мне расположен. Как был, так и есть – не шарахнулся с переменой царствования. Правда, хитер. При нынешнем дворе тоже обласкан. Опять же – богат. Дети уж взрослые у него, свои семьи имеют. Так что, партия подходящая, лучше не сыщешь. Если князь согласится, конечно.
– Только ведь не молод он, – с сожалением заметил Алексей, – а девица наверняка о любви романтической мечтает, которая до гроба…
– О какой уж ей любви мечтать, Алешенька? – Лиза вскинула голову, отстранилась, глаза ее блеснули сердито. – Ни кола ни двора, ни отца ни матери – на попечительстве, в приживалках, бесприданница. Замок их в Провансе дальний родственник ее по бабушке, матери Анжелики, прибрал к рукам да и продал. Его еще возвращать придется. Чтоб о любви мечтать, надо крышу хотя бы над головой собственную иметь. Да и зачем ей сейчас еще любовь-то? – Она пожала плечами. – Девушка юна, только из монастыря вышла, света не знает, нравов его тоже. Выдай ее за молодого, как мой Александр, например, она же наплачется с ним, руки на себя наложит. Молодые нынче, известно, даже не таковы, как в наши годы бывали. Ухарство, дуэли, разврат. Все с победы над Бонапартом успокоиться не могут – вот и бушует кровь победителей. Да и в прошлые-то времена… – Лиза вздохнула и обвила рукой шею Алексея. – Теперь в свете споры идут, как замуж лучше выдавать – по-французски или по-английски, – заметила она с иронией, – а нас с Анной Алексеевной император Павел Петрович не спрашивал, как нас выдавать, по-французски или по-английски. Он нас по-русски, за косы да палкой по спине под венец гнал, как сам считал нужным. А где у нас любовь и какая – не беспокоился о том. Князь Закревский Маше положение в обществе даст, – промолвила Лиза уверенно. – А уж как встанет сама на ноги – там и о любви подумать можно. Князь немолод, вечно жить не станет. Выйдет она замуж второй раз по любви. Только с именем уже, да с состоянием… Здесь и повыбирать не грех.
– Что ты говоришь, что ты говоришь, – Алексей снова обнял жену и привлек к себе, его рука легла на ее высокую грудь, лаская, – как уж все рассчитано у тебя. А я помню, сколько не старался император Павел Петрович, ни тебя, ни Анну Алексеевну ему так и не удалось замуж выдать по собственной воле. Твой жених князь Святозаров за день до свадьбы сгинул, о нем до сих пор ни слуху ни духу нет. А куда он делся только графиня Браницкая, тетка твоя, да мой отец знали, в какой топи посреди новгородских лесов упокоился он, лишь бы дщерь Екатеринину от себя избавить. Ну а уж от Аннушкиного орловского упрямства, – Алексей рассмеялся, – императора едва апоплексический удар еще раньше не хватил, чем ему граф Пален подготовил. Так что, не жалуйся зря. Может, кого и выдавали палкой, да только не Орловых с Потемкиными. Анна теперь вот и вовсе в монахини подалась, ну а уж тебя я замуж взял, так едва дождался, покуда государь-император Александр Павлович скончается. Сам чуть впереди на виселице не оказался. – Он потянул жену на обитый желтым шелком диван. – Кстати, объясни мне заодно, – попросил он с намеком, – чем же отличается по-английски замуж выходить от того, что по-французски. А то мы в Сибири отстали вовсе от цивилизации. Все равно что в кармелитском монастыре взаперти сиживали.
