– Р-р-разор-р-рву! – рычал он на кого-то. – Уничтожу! Сгр-р-рызу заживо! Ты что вытворяешь!? Ты меня разорить вздумал?! Артистов моих моришь! Грязная работа, Федор! Гр-рязная!
Подруги осторожно заглянули в полуприкрытую дверь. И увидели, что в кабинете находится один директор. И он разговаривает с кем-то по телефону. С каким-то Федором, которого обвиняет в свалившихся на артистов бедах.
Наконец Артурович бросил трубку и, уронив голову на руки, в отчаянии зарылся в ладони. Было видно, что мужик в отчаянии и лишние свидетели ему сейчас явно не нужны. И подруги засеменили прочь, пока их не застукали за подслушиванием.
– Кто такой этот Федор?
Кира и сама хотела бы это знать. Но ответ на этот вопрос подругам дала Дина, которой те немедленно позвонили.
– Федор? – переспросила она. – Артурович думает, что это дело рук Федора?
– Он так сказал.
– Хм, может быть, так оно и есть.
– А кто этот Федор? Ты знаешь?
– Знаю.
– И кто?
– Директор другой труппы. Они тоже хотели получить гастроли в Питере. Но ничего у них не вышло. Кишка тонка. Гастроли достались нам!
Это была еще одна версия. И версия очень даже неплохая. В самом деле, лишившись иллюзиониста и номера с дрессированными дикими кошками, вряд ли цирковая труппа могла всерьез рассчитывать на кассовый успех.
Только вот в эту неплохую версию никак не укладывался труп сгоревшей женщины на квартире у Леночки. Или это в самом деле была случайность, никак и никем не подстроенная?
– Мы должны это проверить! – сказала Кира. – Если окажется, что Люська жива и здорова, то можно будет всерьез рассматривать версию с конкурирующим цирком и его вредоносным директором.
И подруги отправились к Люське домой. Ее адрес им дал все тот же незаменимый Свистунов. Растаяв перед Кириной улыбкой, он был готов дать подругам и еще очень много всякого другого. Но им был нужен только адрес Люськи. И Свист им его дал.
– Только не найдете вы ее дома, – твердо сказал он подругам. – Если поедете, только время зря потеряете. Люська хотя и блудливая сука, но не такая уж дура. И не сунется к себе домой, зная, как я на нее зол! Будет прятаться по разным норам. А то и вовсе уедет из города.
Тем не менее девушки решили проверить. Вдруг Свистунов преувеличивает собственную значимость? Или Люська оказалась бы куда отчаянней, чем он о ней думал? Одним словом, подруги поехали в гости к Люське.
Разумеется, ни ее домашний, ни сотовые телефоны не отвечали. Но это было вполне нормально. Люська ведь была в бегах после ссоры с могущественным покровителем.
Пока подруги ехали к Люське, Кире пришла в голову одна мысль.
– А я вот все думаю, где же эти двое прятались все эти дни?
– Кто?
– Люська и Леша.
– Как – где прятались? Дома у себя.
– Нет. Дома не могли, – покачала головой Кира и принялась объяснять: – Вот смотри, что получается. Леша явился к Леночке сразу после того, как его застукал Свистунов. Верно?
– Да.
– И потом он у Леночки уже не жил. Сказал, что будет жить у Люськи.
– Тоже верно.
– Но он там жить не мог! Ведь даже сама Люська вряд ли вернулась к себе. Не на следующий же день. Она должна была дать Свисту время, чтобы тот остыл. Может, нашел бы себе новую пассию. Короче, не сразу после скандала.
– Ну да.
– А если не у Люськи, то где же они жили?
– И не у Леши, это точно.
– А где же?
Но этот вопрос подруги решили оставить на потом. Вдруг сейчас они встретят целую и невредимую Люську, у которой все можно расспросить.
Однако судьба такого царского подарка подругам делать не стала. Дверь у Люськи была крепко заперта. И за ней не раздавалось ни звука, ни шороха. Напрасно подруги звонили, стучали и умоляли Люську открыть.
– Нету ее! – раздался старушечий голос позади подруг.
Они обернулись и увидели пухленькую бабушку с двумя полиэтиленовыми сетками. В одной была картошка и прочие овощи, а в другой разные пакеты и коробки.
– Как ее мужик с другим застукал, так и не появляется больше наша гулена, – с видимым удовольствием пояснила бабушка, перекладывая сумки в одну руку, чтобы удобнее было открыть дверь.
Дверь открылась. И бабушка, уже входя в свою квартиру, неожиданно задержалась и добавила:
– Только один раз с приятельницей появилась, вещи забрать, а после того носа не кажет.
– Люся приходила?
– Когда?!
– Дня два назад. Или три. Не помню уже. Но точно, что недавно.
– А вы не знаете, что это за приятельница была с ней?
– Не знаю. Вся в черном такая. Траур у нее, что ли?
– Пожилая?
– Какая пожилая? – удивилась бабушка. – Молодуха совсем! Да, наверное, и не траур у нее был вовсе. Мода такая у нынешней молодежи, во все черное рядиться. А разве же это дело? Пока молодая, носи яркое. Черное ты и на старости лет поносить успеешь.
Больше симпатичная бабушка ничего полезного подругам сказать не сумела. Только сказала, что квартира это вовсе и не Люськина. Она ее снимала у хозяйки. Уже не первый год. Жалоб на нее не было, и все привыкли считать девушку своей соседкой.
Телефон настоящей владелицы квартиры подруги узнали запросто. Но та лишь сказала, что деньги Люськой заплачены до конца месяца. А живет она в квартире или не живет, это ее, хозяйку, не касается. Ей лишь бы денежки капали. И порядок в квартире был.
Люськина квартирная хозяйка оказалась неожиданно словоохотливой и рассказала, что у Люсеньки, кажется, есть в городе родня. Да, бабушка. И телефон этой бабушки у нее есть.
– Ведь как получилось, что он у меня есть? Очень даже случайно. Та в больницу как-то легла. А телефон мне оставила.
– Кто? Люся?
– Да нет же! Ее бабушка! Люсенька в те дни жила на квартире у бабушки.
– Зачем?
– За домом присматривала. И кое-какие вещи ее продавала по просьбе бабушки. Так вот я комодик себе в то время хотела. Хотела, да после раздумала. В магазине новенький присмотрела. Но телефон квартиры Люсиной бабушки у меня где-то остался.
Телефон она подругам дала. И пообещала, если что-то узнает про свою жиличку, сразу же им позвонит.
Люсина бабушка оказалась дома. К телефону подошла быстро. И так же быстро ответила:
– Нет, Люсю я уже много недель не видела! Сама волнуюсь, куда она могла деться.
Подругам показалось подозрительной та скорость, с какой отреагировала старушка на известие о пропаже внучки. И ничуть не удивилась при этом. Да и волнения у нее в голосе не было слышно.
