София засмеялась.
– О, вы мне нравитесь, лорд Генри, мы отлично поладим. А теперь подумайте, как лучше всего мы можем помочь друг другу.
– Могу придумать один способ, – проговорил он, взглядом блуждая по ней.
Она улыбнулась и позволила рассматривать себя. Взгляды ничего не стоили. Но она заметила, что обычно от них ее власть укреплялась.
– А мне на ум пришел другой способ, – сообщила она, усаживаясь на канапе, покрытое белым бархатом и отделанное бледно-голубой тесьмой.
– Мы с вами одного возраста, миледи.
– Но я прожила гораздо более долгую жизнь.
– Нет, вы только притворяетесь, что прожили ее.
– Притворяюсь? Вы слушали невнимательно, лорд Генри. Моя репутация основана на солидном фундаменте. Спросите кого угодно, спросите Ричборо, если сомневаетесь. Кроме того, это все лесть. Мы с вами знаем, кто подогрел ваш интерес. Мне нравится лесть, но не тогда, когда она – вульгарный вымысел.
– Леди София, в моем интересе к вам нет никакого вымысла.
– Лорд Генри, аплодирую вашему рыцарству. В будущем намерена пресекать любые слухи о вашей холодности. А теперь давайте оставим флирт и подумаем, как нам лучше помочь друг другу.
– Я внимательно слушаю, – сказал он, усаживаясь на стул напротив нее.
– Быть откровенной, да? Час поздний, и мне еще надо одеться к вечеру. Моей дочери нужно жемчужное ожерелье.
София сделала паузу. Блейксли положил ногу на ногу и откинулся на спинку стула.
– Я слушаю вас, – сказал он.
– Довольно длинное ожерелье. По сути, чем длиннее и роскошнее, тем лучше.
– В этом нет ничего необычного. Женщины обычно хотят жемчужные украшения. Вопрос в том, почему я должен дать леди Каролине это ожерелье.
– Потому, лорд Генри, что это разозлит леди Луизу.
Блейксли снял ногу с ноги и откинулся на стуле, балансируя на задних ножках и пристально глядя на Софию холодными и циничными глазами.
– А мне следует злить леди Луизу?
– Мой дорогой лорд Генри, – подчеркнуто медленно произнесла София. – Если вы спрашиваете, значит, вы действительно не осведомлены. – Она вздохнула и поудобнее устроилась на канапе. – Полагаю, мне следует также упомянуть, что лорду Даттону может не понравиться, что вы преподнесли жемчуг Каро.
Они смотрели друг на друга. Молчание в комнате стало почти осязаемым, и тогда Блейксли сказал:
– Я все еще здесь, леди Дэлби.
София улыбнулась. Благослови Господь Фредерикса за его еженедельные встречи с другими дворецкими города, иначе бы ей понадобились дни вместо часов, чтобы узнать, что Даттон и Эшдон договорились между собой.
– Я знаю вас и продолжу, лорд Генри. А теперь самый важный вопрос. Сможете ли вы раздобыть жемчужное ожерелье к ассамблее у Гайда? Остается совсем немного времени.
– Да, – без колебаний ответил он.
– Длинное? Возможно, то красивое ожерелье, которое носила ваша мама?
– Но если я преподнесу вашей дочери ожерелье моей мамы, что я получу взамен?
– Ну что вы, ожерелье вы получите обратно завтра же, лорд Генри. Это не грабеж. Это ради драматичного эффекта, понимаете?
Блейксли ухмыльнулся и кивнул:
– Думаю, да. У меня будет ожерелье, но мне потребуется время. Договорились?
– Конечно. Вы человек слова. Я догадывалась, что вы знаете, как это сделать.
– Снова лесть, леди Дэлби, – проговорил он, качая головой и улыбаясь. – Ваш друг-заговорщик. Думаю, мы должны быть честными друг с другом.
– Тогда, как сообщники, за успех спектакля, – произнесла она, протянув ему руку.
Блейксли легонько поцеловал ее руку и с улыбкой сказал:
– Полагаю, мне следует отправиться домой и выучить свою роль.
– Лорд Генри, вы никогда не убедите меня в том, что не знаете своей роли наизусть, вы играете ее уже не менее десяти лет.
– Леди Дэлби, вы совершенно правы.
И он, улыбаясь, откланялся.
Глава 16
В огромном доме герцога Гайда на Пикадилли, напротив Грин-парка, собрались абсолютно все. Буквально все, кто в этот вечер не был на приеме у герцога Девоншира вниз по улице. Те, кто вращался в кругах Девоншира, не вращались в кругах Гайда. Выбор Софии был сделал давно. То, что оба дома давали приемы в один и тот же вечер, подчеркивало соревновательный дух, управлявший ими в течение десятилетий.
Событием наслаждались все. Чем еще был Лондон, если не местом всеобщих встреч и непостоянной верности? Сегодня будет еще один такой вечер. Именно предсказуемость, порочность и непрочность помолвок и союзов, сплетни и слухи из первых рук делали лондонский сезон стоящим его космической цены.
Эшдон, больше всех знакомый с разрушительными ценами Лондона, все еще играл в «Уайтс», когда в девять часов официально началась ассамблея в доме герцога Гайда. Было ли у него жемчужное ожерелье? Он решил не полагаться на Даттона, особенно потому, что ни слова не слышал от него с момента их пари в «Джексонс». Одно дело – разговоры, а жемчужное ожерелье – совсем другое.
– Сколько вы проиграли? – спросил виконт Таннингтон, стоя за его спиной.
– Выиграл более пятидесяти фунтов, если хотите знать, – ответил Эшдон.
– Копите на что-то особенное?
– Если у вас имеется, что сказать, Таннингтон, говорите. – Эшдон увеличил ставку. – И не стойте за моей спиной.
Таннингтон встал справа от Эшдона и тихо произнес:
– Ходят слухи, что леди Каролина поступила в продажу и цена ее – жемчужное ожерелье.
Эшдон почувствовал, как у него внутри все сжалось, и постарался сохранить спокойное выражение лица.
– А разве не каждая женщина находится в таком же положении? – непринужденно проговорил он, но левая рука у него задрожала. Он сжал ее в кулак и продолжал смотреть на игорный стол.
– Полагаю, да – ответил Таннингтон. – А также полагаю, что тот, кто принесет ей ожерелье, получит пальму первенства. Думаю, что вы хотели это знать.
– Почему вы так думаете?
Краем глаза Эшдон заметил, как Таннингтон пожал плечами.
– Все знают, что вы подарили ей жемчужные серьги. Будет несправедливо, если вы не станете первым из-за того, что не сумеете добыть ожерелье. Если только вы сможете получить справедливую компенсацию за серьги.
Эшдон вскочил со стула до того, как Таннингтон убежал, и это было как раз вовремя. Эшдон нанес два мощных удара Таннингтону в живот, пока другой член клуба «Уайтс» не остановил его, и этим другим оказался Кэлборн.
– Скажете про нее еще что-нибудь подобное, – яростно прохрипел Эшдон, – и я прикончу вас. Вы меня поняли?
