– Конечно, – ответил Блейксли. – Думаю, никакой мужчина не любит. Эти мероприятия для женщин, не так ли?
– Тогда почему мужчины их посещают? – удивилась она.
– Почему? Да ради женщин, – усмехнулся Блейксли.
– А мужчины готовы на все ради женщины? – спросила Каро, пока Блейксли продолжал манипулировать ею, уводя к месту напротив камина и двух бледных статуй, которые не сводили с нее глаз.
– Конечно, – ответил он тихо.
Его золотые кудри засияли в свете канделябров. Желтый шелк гостиной не только выгодно оттенял Луизу и Амелию, он еще творил чудеса с Блейксли. Каро прежде не замечала, какие у него нежно-голубые глаза и какая светлая и чистая кожа.
– Так говорят мужчины, – решила она, оставив надежду когда-либо вернуться в красную приемную.
Гости продолжали прибывать, а она безнадежно была разлучена с матерью и Анни. Возможно, настало время попрактиковаться в мастерстве, как откровенно говорила мама. Лорд Генри казался подходящим кандидатом, и она могла безбоязненно обижать его: Блейксли был известен своей толстокожестью.
– Но когда доходит до дела? Когда надо выполнить задачу?
– Во имя Бога и отечества? – криво улыбнулся он.
– Именно. Во имя Бога и отечества они на все готовы. Не сомневаюсь. Но что мужчина постарается сделать ради женщины?
– Леди Каролина, вы меня интригуете, – проговорил он, пристально разглядывая ее. Она вовсе не была уверена, что ей это нравится. С другой стороны, она не могла утверждать, что это ей неприятно. – Давайте проверим?
Это напомнило ей то, что говорила мама раньше.
– Скажите, лорд Генри, мужчины любят, когда их испытывают?
– Сказал бы, что это зависит от испытания.
– Что означает, это зависит от женщины?
– Если хотите, да. – Он глядел на нее своими светлыми голубыми, словно чистое зимнее небо, глазами.
– Нет, лорд Генри, в этом все дело. Хочу, чтобы это сказали вы.
– Да, – хрипло прошептал он. – Это зависит от женщины.
У нее по спине пробежали мурашки. Она совершенно не сомневалась, что мурашки были непременным условием близкого присутствия акулы.
– Спросите меня, Каро, – молил он. – Испытайте меня.
– Как испытать вас, милорд?
– Что вы хотите? Чего бы вам хотелось иметь? – В его голубых глазах блеснуло понимание, и ей это понравилось. – Спросите меня, Каро. Позвольте испытать мне себя ради вас. – Господи, как права была мама! – Скажите, – настаивал он.
Она не знала, что овладело ею. Она не понимала, откуда взялись слова, и совершенно не знала, почему завела этот разговор с лордом Генри.
– Хочу жемчужное ожерелье, – проговорила она, глядя ему в лицо. Она позволила словам повиснуть между ними, видела удовлетворение в его глазах, слышала, как он выдохнул с облегчением. Она только не заметила в его глазах удивления. – Вы готовы подарить мне ожерелье?
– С превеликим удовольствием готов подарить его. – Он поднял руку, щелкнул пальцами, и в дальнем конце большой комнаты появился лакей с серебряным подносом, который он нес, высоко подняв над головой. Толпа не сразу расступилась перед ним, и голоса затихли. Но лакей очень долго приближался к лорду Генри, пока наконец не опустил перед четвертым сыном герцога Гайда серебряный поднос, на котором рассыпалось длинное жемчужное ожерелье. – Это вам нравится? – спросил Блейксли.
– Очень, – прошептала Каро, склонив голову под всеобщими взорами.
– Это именно то, что надо, Каро, – тихо произнес Блейксли в ответ.
– Не знаю, как мне быть.
– Возьмите ожерелье, – подбодрил он ее, не обращая внимания на людей в гостиной, взирающих на нее с большим любопытством. – Теперь ваша очередь, и это правильно.
– Лорд Генри, не думаю, что мне стоит доверять вашим советам.
Блейксли тихо рассмеялся и сказал:
– Вы правы, но в этой ситуации вы можете мне доверять. Возьмите ожерелье или лучше позвольте мне надеть его на вас.
– Я не могу. – Она почувствовала, как зарделись ее щеки.
– Из-за Эшдона? Примите его ради лорда Эшдона.
Неужели весь мир знал о ее договоренности с лордом Эшдоном?
– Почему? – спросила она, уставившись на него, ища обман, но заметив только любопытство в его глазах.
– Наденьте мой жемчуг, и посмотрим, что сделает Эшдон. Именно так надо вести игру.
– Это очень грубая игра.
Рассмеявшись, Блейксли взял ожерелье с подноса и аккуратно надел его ей на шею.
– Ну вот, Каро. Это очень грубая игра, но вы же хотите победить, не так ли?
Она очень хотела победить.
– Совершенно определенно, она это сделала, – резко произнес Даттон. – Анни Уоррен отказала мне. При такой помощи ты никогда не получишь от меня жемчужное ожерелье.
Эшдон и Кэлборн только что прибыли и все еще стояли в голубой приемной, столкнувшись с Даттоном прямо на пороге.
– У вас есть жемчужное ожерелье для меня? – спросил Эшдон тихо, когда они пробирались через толпу гостей в голубой приемной.
Эшдон не увидел Каро, только леди Дэлби, – она разговаривала с миссис Уоррен и лордом Ставертоном очень увлеченно. Казалось, что дело обстояло не очень хорошо, по крайней мере, для Даттона. Что бы они ни обсуждали, лорд Ставертон выглядел очень довольным.
– Если честно, то да, – огрызнулся Даттон. – Но я не собираюсь отдавать его вам, чтобы вы швырнули его Каролине Тревелиан. Не теперь, когда дела с миссис Уоррен полностью расстроились.
– У вас есть ожерелье? – повторил вопрос Эшдон.
– Да, ожерелье до самой талии.
– Где вы его взяли? – поинтересовался Кэлборн.
– Вы тоже в этом участвуете, ваша светлость? – нахмурился Даттон. – Не ожидал, что у нас образовался клуб.
– Где? – настаивал Эшдон.
– Если хотите знать, сегодня я продал своего чистокровного Хайстепа маркизу Мелверлею. Он заплатил мне деньгами и жемчугом.
– Нет, – сказал потрясенный Кэлборн. – Вы не сделали этого. Зачем было продавать Хайстепа? Он же главный в вашем скаковом табуне.
Даттон пожал плечами.
– Я давно собирался продать Хайстепа, потому что положил глаз на жеребенка Роксаны. Внезапная нужда в жемчуге, желание Мелверлея иметь Хайстепа, в общем, все как-то сошлось. Очень жаль, что ты не смог удержаться, Эшдон. Это жемчужное ожерелье прожигает дыру у меня в кармане. Поскольку леди Каролина хочет жемчуг, почему бы мне не преподнести его ей?
– Мы же договорились, – выпалил Эшдон. – Это была ваша идея.
– Да, но не все идеи реализуются, – ответил Даттон. – Миссис Уоррен стала меня остерегаться. Не понимаю, что я в ней нашел. А леди Каролина, она прекрасная девушка, такая свежая, такая невинная.
