– Мы едем в Гайд-парк. Там все и обсудим.
– Но зачем? – удивилась Каро.
– Увидишь, – ответил Джон, глядя на Эшдона. Взгляд был не очень приветливым.
– Хотелось бы, чтобы ты мне объяснила кое-что, – сказал Эшдон Каро на английском.
– Меня не интересует, чего ты хочешь сейчас, – отрезала она, глядя в окошко на густые сумерки. – Так много всего, чего я хочу, но чего у меня нет. Не понимаю, почему ты должен иметь все, что хочешь, когда мне даже не светит то, чего хочу я.
Голос Каро прозвучал низко и густо, в нем слышались слезы. Он понял, что в чем-то виноват, но так и не смог решить, что же он натворил. Он просто вложил кое-какие деньги и сумел немного заработать, а теперь женщина, которая обвиняла его в том, что он безнадежный игрок, злилась за то, что он наконец-то выиграл.
Как это по-женски!
– Если возможно, – обратился Эшдон к дяде Джону на французском, – мне было бы интересно услышать подробности родословной моей жены. Хотелось бы также узнать, почему мы забрались в самый глухой угол парка.
– Гайд-парк, – тихо проговорил Джон. – Не в этом ли месте происходят дуэли?
– Происходили в прошлом, – подтвердил Эш.
– Вот вам и ответ, – сказал Джон. – Есть спор. Его надо уладить. Отец Каролины умер. Как брат ее матери, считаю своим долгом убедиться, что вы именно тот человек, который ей нужен. Подходящий мужчина.
Эшдон почувствовал, как на голове у него зашевелились волосы.
– Я ее законный муж.
– По английским законам. Но я не англичанин, и решать будет мой закон.
Каро повернулась к нему и наклонилась:
– Я же сказала, что не нужно его убивать, дядя Джон.
Эшдон искоса взглянул на Каро.
– Твоя, супружеская преданность не знает границ, не так ли? Полагаю, мне следует быть польщенным.
– Вот именно. Я совершенно ясно сказала Джону, что убью тебя сама.
– В тебе сказывается кровь ирокезов, несомненно.
– Очень надеюсь, – огрызнулась она. – Если тебя так интересуют мои предки, позволь пояснить. Моя бабушка была англичанкой, а дедушка – индеец-могавк из ирокезов. У них было двое детей, Джон и София. Вот. Доволен? И позволь добавить, раз уж для тебя так важна родовитость. Моя мама доводится кузиной Джорджины, герцогини Девоншир. Достаточно ли аристократично для тебя?
– К черту, Каро, я не это имел в виду!
– Конечно нет, – произнесла она с сарказмом. – Кстати, дядя Джон, как там Франция?
– Полно англичан, – ответил Джон.
– Ты легко отыскал моего брата?
– Проблем не было. Он дома, как и Джошуа Блейксли.
Ландо замедлило ход. Были слышны только голоса ночных птиц и глухой стук копыт по извилистой дорожке. Они находились недалеко от дворцовых построек Мейфейра, но в мягком полумраке сгущающихся сумерек казалось, что они на другом континенте. Или, возможно, такое впечатление создалось у Эшдона из-за мрачного взгляда Джона.
Вдалеке послышались шаги. Джон подал знак, чтобы Эшдон вышел из экипажа, что тот и сделал, велев Каро оставаться внутри. Ему не хотелось, чтобы она последовала за ним. Что-то было не так. Возможно, поэтому она послушалась его, и они оба видели, как все необычно. Воздух был наполнен враждебным ожиданием. Вдруг из темноты появились три неясные мужские фигуры. Они бежали легко и почти бесшумно.
Через мгновение они были рядом с ними, молча встали вокруг Джона и повернулись к нему, внимательно разглядывая. Джон тихо заговорил с ними на языке ирокезов.
– Нет! – выкрикнула Каро. – Проклятье!
Джон прикрикнул на Каро, и она сразу замолчала. Эшдон напрягся, предчувствуя, что за этим последует.
Он не зря учился в Итоне, чтобы догадаться, куда они клонят.
– Ты должен доказать свое право, лорд Эшдон, – медленно проговорил Джон и вынул из сапога длинный кривой нож.
Глава 27
– А мне дадут нож? – спросил Эшдон, снимая сюртук и жилет.
В темноте ландо мерцала юбка его жены. Он должен был стать идеальной мишенью.
– Вам нужен нож? – тихо произнес Джон. – Подойдите и возьмите мой, если сможете.
Эшдон кивнул, развязав галстук и стащив его с шеи. Сорочка распахнулась, обнажив крепкую мускулистую грудь. Какая богатая плоть для работы острого ножа!
У Каро от возмущения свело желудок, но она не знала, что делать в этой ситуации. Когда она возмутилась, Джон напомнил ей жестко, что она дочь Клана Волка, внучка вождя могавков, и должна вести себя подобающе. Это было правдой, поэтому она так и сделала, но Эшдону это не помогло. А ей очень хотелось ему помочь, но она просто не знала, как это сделать. Она все еще обижалась на него за то, что он поспорил на нее. Когда состоялся этот спор? Когда он спорил, что не собирается жениться на ней?
– Эш? – позвала она. – Ты не должен этого делать.
– Неужели? – спокойно отозвался он. – Интересно, как мне этого избежать.
– Откажись от нее, – ответил Джон. – Я должен проверить, стоишь ли ты ее, вот и все. Если откажешься от нее, можешь уходить.
– Никогда, – проговорил Эшдон.
– Тогда я тебя зарежу. Много раз, – пригрозил Джон. – Заставлю тебя истекать кровью ради нее.
– Иди к черту, – ответил Эшдон, повернувшись лицом к Джону.
Джон тоже снял сюртук и жилет. Они стояли лицом друг к другу в свете тусклого фонаря ландо. На облучке сидел извозчик, глядя в темноту, спрятав голову в плечи.
– Бой будет только между нами или твои сыновья тоже попытаются отрезать от меня кусок? – спросил Эш, и его голубые глаза сверкнули в ночи, словно сталь.
– Они разделаются с тем, что останется от тебя после меня, – пообещал Джон. – Это их право.
– Если они его заслужат, – засмеялся Эшдон.
Каро затаила дыхание и замерла, когда Эш бросился на дядю Джона, нацелившись локтем на его горло. Джон в последний момент увернулся от сильного удара и, взмахнув ножом, разрезал сорочку Эшдона и располосовал ему кожу на левом боку. Эшдон ушел от удара, не позволив ножу коснуться ребер, схватил руками Джона за горло сзади, оттянув его голову назад и обнажив его горло. Прием был смертельно опасный, но Джон прижал острие ножа к животу Эшдона. Одно движение, и они оба убили бы друг друга: Эшдон сломал бы Джону шею, а Джон вспорол бы Эшдону живот.
– Каро, что ты хочешь? – спросил Джон, глядя на нее из темноты. – Скажи слово, и я тебя от него избавлю.
Эшдон посмотрел на нее из-за дяди Джона, держа его мускулистыми руками в смертельной хватке. Он ничего не говорил, ни о чем не просил ее и ничего не требовал. Он только смотрел своими пронизывающими глазами, как всегда, молча.
