— Твой… — прошептал Кирилл. — Матвей…
Матвей… Точная копия Алёши в детстве.
— Тебя обманули тогда, — с трудом говорил Кирилл. — Мальчик выжил… Он нужен… Из-за наследства… Тебе нельзя в тюрьму… Беги…
Ирма ничего не понимала, а спросить не успела. Стук в дверь и настойчивые крики с улицы заставили её вздрогнуть. Вернулся Влад, как Кирилл и говорил. Ирма узнала его голос.
— Уходи… через библиотеку… — из последних сил.
Ирма колебалась, но Кирилл не оставил ей шанса. Одним движением он вогнал скальпель на всю длину лезвия и резко вытащил. Потом ударил снова. Тёмная кровь вязкими каплями стекала на светлый пол. Ирма рванулась остановить Кирилла, зажать рану, но тот уже не дышал. Бледный, он смотрел на неё мертвыми глазами, а на губах играла лёгкая улыбка. Ирма не шевелилась, сжимая в руке окровавленный лоскут ткани.
Звон разбитого стекла привёл её в чувства. Не оглядываясь, Ирма влетела на второй этаж. Налево от лестницы в самом конце коридора тёмная дверь, исписанная цитатами известных мыслителей. Ирма дёрнула ручку — заперто. Она попробовала снова — не поддаётся. Что за ерунда? Библиотека была единственной комнатой во всём доме, которая не запиралась никогда. Так почему же теперь закрыто?!
Снизу донеслись тяжёлые шаги. Владу подоспела подмога? Ирма снова крутанула круглую ручку и толкнула дверь от себя. Та легко открылась. Ирма бежала так, будто за её спиной бушевал армагеддон. Сердце колотилось как припадочное, эхом отзываясь в каждой клеточке тела. Ноги горели, дыхания не хватало. Вот они последствия прогулов физкультуры. Как на катке проехалась по натёртому паркету три стеллажа, нырнула в узкий проход между четвёртым и пятым. На нижней полке последнего в семнадцатом томе энциклопедии был тайник. В тайнике — ключи от чёрного хода. За стеллажом дверь, замаскированная под стену комнаты.
На узкой лестнице в кромешной темноте Ирма чуть не упала, но зажигать свет не стала. Вдалеке ей почудились чьи-то голоса. Неужели услышали? Впрочем, Влад знал об этом ходе. Сейчас обнаружит, что ключа нет, и понесётся на улицу. Нужно торопиться. Она успеет раньше. Ощутив ладонью прохладу металла заветного выхода, Ирма облегчённо выдохнула. Она и ручку найти не успела, как дверь распахнулась и она выпала на улицу. Но Ирма не упала вопреки ожиданию, а оказалась прижата к стене. Угловатое лицо и резкий горький запах — последнее, что Ирма запомнила прежде, чем всё исчезло…
…Глеб дочитал последнюю строчку и взглянул на лежащего рядом белокурого мальчугана. Тот спал, тихо посапывая и сжимая маленькими пальчиками игрушечный телефон. Глеб отложил детскую книжку в яркой обложке и, поцеловав ребёнка в стриженую макушку, прикрыл его мягким пледом. Малыш не шелохнулся, не разжал кулачок, только глубоко вздохнул. Каждый вечер они вдвоём неизменно укладывались в гостиной на разложенном диване, долго разговаривали, а потом Глеб читал сказки, пока малыш не засыпал, так и не дождавшись маму.
— Сладких снов, — шепнул Глеб, поднявшись.
Боль острыми когтями вгрызлась в правую ногу, судорогой стянула мышцы. Глеб пошатнулся, рукой упёршись в бильце дивана, а другой ожесточённо растёр бедро до жжения в ладони. Мышцы расслабились, но боль раскалённой занозой въелась до самых костей. Стиснув зубы, Глеб оттолкнулся от дивана и похромал на кухню, где оставил лекарство, волоча за собой немеющую ногу.
Заветный пузырёк с обезболивающим стоял на обеденном столе с неубранной посудой, оставшейся после праздничного ужина. Рухнув на табурет, Глеб схватил лекарство, высыпал на ладонь две маленьких белых таблетки и проглотил, не запивая водой. Спустя несколько минут боль смазалась, ослабила хватку, и Глеб смог перемыть посуду и заварить кофе.
Размешивая в чашке сахар, он думал, где сейчас может быть Амина. Столь позднее (на электронных часах холодильника светилось 22:57) кофепитие давно превратилось в своеобразный ритуал ожидания. С того самого дня, как Амина заявилась к нему с сыном на руках и просьбой приютить ненадолго. Ненадолго не вышло — Глеб упрямо оставлял их у себя каждый раз, когда Амина собирала вещи, чтобы уйти. Он настолько привязался к маленькому Матвею, которому сегодня исполнилось три года, что совершенно не представлял своей жизни без его захлёбывающегося смеха и не по-детски серьёзных серо-голубых глазёнок. Глеб научился готовить молочные смеси и менять подгузники; умело переодевал Матвея в любой ситуации; не спал ночами, когда у ребёнка резались зубы или болел животик. Знал наизусть не одну сотню детских сказок, в стихах и прозе, которые приходилось покупать чуть ли не каждый день, потому что Матвей запоминал их всего после первого прочтения; и пересмотрел множество отечественных и зарубежных, старых и новых мультфильмов. Он стал самой настоящей мамой, не забывая заменять Матвею отца. Вдвоём они ходили на каток, ездили в дельфинарий. А сегодня, например, научились кататься на велосипеде — трёхколесном, правда, — но это не беда. Главное, педали Матвей крутил как заведённый и ловко справлялся с рулём.
Жаль только Амина не видела, не пришла пораньше, не позвонила. Напрочь забыла о дне рождения сына. Впрочем, Глеб уже успел привыкнуть, хоть и не понимал, что её гнало прочь от родного ребёнка. Материально они ни в чём не нуждались — Глеб хорошо зарабатывал — крыша над головой имелась, да и полноценная семья вполне могла сложиться, если бы Амина приняла его предложение пожениться. Но она упрямилась и отмалчивалась, когда Глеб начинал допытывать её, чем она занимается. И всё грозилась уйти, если он не перестанет доставать её расспросами. И он переставал, не мог позволить себе потерять Матвея.
Она вошла тихо, но Глеб услышал, как щёлкнул замок и зашелестел пакет. Он вышел в коридор. Амина стояла, притулившись к закрытой створке двойной двери, в щёлку глядя на спящего Матвея.
— С днём рождения, малыш, — тихо произнесла она, повесив на ручку пакет с подарком.
— Кофе хочешь? — предложил Глеб.
— Нет, спасибо, — не поворачиваясь, ответила Амина, сильнее натянув капюшон. — Я в душ и спать, если можно.
— Конечно.
Глеб отступил, пропуская Амину в ванную. Не снимая капюшон, она проскользнула мимо, даже не взглянув на Глеба. Что это с ней? Обычно она раздевалась, едва переступала порог квартиры. И непременно одаривала радушного хозяина какой-нибудь колкостью. А тут вежливая такая и не разулась даже — Глеб не увидел кроссовок, в которых Амина ушла ещё утром.
Она провозилась в ванной дольше обычного, после чего на цыпочках прошмыгнула в спальню напротив комнаты Матвея. Решила не тревожить сына? Это хорошо. Удобнее будет разговаривать, но сперва Глеб вошёл в ванную. Стёкла душевой кабинки не запотели; Глеб потрогал кран душа — тот был закручен до упора, как это обычно делал он сам. После Амины всегда вода слегка подтекала, значит, она не принимала горячий душ, как обычно. Пол сухой и никаких следов, что его вытерли. Глеб провел подушечками пальцев по холодному бортику ванной. Влажная. Интересно, что же она тут делала? Зубная щётка сухая, мочалка мокрая, но мыло осталось запечатанным (Глеб только сегодня купил новый кусок) и бутылки с шампунями и гелями стояли нетронутыми. Выходит, не мылась. Непонятно. Глеб покрутился по комнате и наткнулся взглядом на полотенце, брошенное в корзину с грязным бельём. Утром корзина была пуста. Полотенце мокрое и с одного края испачкано чем-то красным. Кровь. Твою ж мать!
