— Когда ты успел выспаться? — Спросил меня Марти, пока переминались с ноги на ногу в очереди к мойке.
— Я не спал. — Ответил я. Ну, что? Это же полуправда.
Марти вряд ли слышал меня, засыпая прямо на ходу. Так даже лучше. Никто не пристает с глупыми вопросами.
На математике я действительно уснул, усевшись за последнюю парту и спрятавшись за широкую спину моего одноклассника. Учитель, как я обратил внимание в начале урока, еще сам не выспавшийся, то ли не заметил меня, то ли не захотел замечать. Меня растолкали уже на перемене и я поплелся вслед за остальными на урок литературы к потрясающей мисс Ровински, когда увидел Саймона в коридоре. Мы прошли совсем рядом, и я только сухо поздоровался, а он на меня даже не посмотрел.
«Притворяется», — подумал я и смекнул, что лучше перенять его тактику.
— Что с тобой такое? — Толкнул меня под ребра Марти. Наверное, звал уже не первый раз. Я посмотрел на него слипающимися ото сна глазами и дурашливо усмехнулся.
— Думаю о мисс Ровински.
Мартин непристойно засмеялся и побежал вперед, заметив своего приятеля у которого хотел стрельнуть сигарет.
Литература прошла, как обычно, вяло. Ровински пыталась заразить нас своим энтузиазмом, но мы словно сидели в пузыре и не хотели принимать ничего, отторгая ее идеи как вредоносные бактерии. Ко мне с задней парты прилетела записка, где кривым почерком Малыша Питти было накалякано: «Она сегодня необыкновенно хороша. Интересно у нее белье кружевное?» Я усмехнулся, видимо, слишком громко, потому что мисс Ровински посмотрела на меня через очки. Я быстро сунул записку в карман и тут обнаружил, что там у меня еще одна странная бумажка. Вытащив ее под партой, я заметил почерк Саймона. Он предлагал встретиться в лесу, сегодня, после ужина. Значит, появилась работенка.
Остальная часть дня прошла безынтересно и время тянулось медленнее убитой черепахи. Я с трудом дождался вечера и, быстро заглотав ужин, отправился на встречу, отказавшись от игры в мяч с парнями.
Саймон опаздывал и меня это жутко злило. Я отказался от интересного вечера, впервые за несколько дней, когда потрясающая теплая погода позволяла хоть немного выветрить дурь из головы. После самоубийств администрация, кажется, отпустила вожжи. Они даже позволяли нам играть на улице, хотя раньше это считалось роскошью. Наверное, подумали, что так проще наблюдать за нами.
— Прости, Джон, смотрел, чтобы нас не обнаружили.
Я все еще обижался, но понимал, что лучше прождать пару минут, чем провести несколько суток в карцере.
— Что Вы хотели? — Спросил я.
Саймон сел на пень, который накануне облюбовал Люк и достал свернутую в четыре раза бумажку.
— Это список ребят, которые за все время существования Обители были усыновлены или по другим причинам покинули лагерь.
Я посмотрел на фамилии. Всего одиннадцать человек. Из тысяч и тысяч заключенных-воспитанников только одиннадцать. Уму непостижимо.
— Что они мне скажут?
Саймон покачал головой.
— Ничего. Я узнал кое-что о них. Единственной фигурой, которая остается для меня тайной — это Майкл Грегори Бут. Он, вроде бы, был усыновлен в 1977 году в возрасте двенадцати лет семьей из Техаса.
Он странно посмотрел на меня, будто сомневался, знаю ли я что такое Техас.
— Но? — Подбодрил я его.
— Но его следы теряются после выезда из Обители. Я не узнал ничего о его приемной семье, хотя степень секретности не так велика. Я знаю, что это тайна частной жизни и что Грегори мог сменить имя, место жительства, но, черт побери! Я узнал все о парне из Висконсина, который попал сюда в 1969 году, был усыновлен через три года, переехал в Канаду, где стал носить имя Оливера Мартинеса Габриэля Бертрана, потом его приемная семья отказалась от него и он был передан в канадский приют, где его имя сократили просто до Оливера Мартинеса, потом через два года усыновлен снова, уже под фамилией Кеплер, в восемнадцать лет уехал на Кубу, сменил имя на Мартинеса Маркеса, а через девять лет пропал без вести. А потом как оказалось он попал в тюрьму, где потерял память и был отправлен в психушку, где и лежит до сей поры, уже называя себя Эрнестом Крузом. Как эта история может быть более запутана, чем история этого Грегори?
Я посмеялся. Действительно, больше похоже на сериал. Или на странную книжку.
— Хотите, чтобы я разнюхал об этом Буте? — Спросил я у Саймона.
Джастин вздохнул.
— Ты вряд ли что-то узнаешь у ребят. Мне нужно, чтобы ты проверил документы у Хейвса.
— У Хейвса?!
Вскрыть кабинет директора было преступлением почище всех остальных вместе взятых.
— Я пойму если ты откажешься. — Тут же дополнил он.
— Да Вы сумасшедший! Я никогда на это не пойду.
Я думал, что Саймон будет меня уговаривать, но он лишь улыбнулся.
— Я понимаю, Джек, понимаю. Я просто хотел, чтобы ты знал.
Он встал с пня и пошел прочь, оставив меня одного со списком спасенных. Теперь имя Грегори Бута мелькало у меня перед глазами красным маяком.
— Стойте! — Крикнул я вслед Саймону и побежал к нему.
22
Кабинет директора ночью охранялся «вышибалами». Мы с Джастином договорились дождаться подходящей ночи. Никто из нас не оговорил, когда наступит эта ночь. Наверное, мы должны были почувствовать это. Наконец, такая ночь настала.
В ту ночь на дежурство заступил Дед. Я уже рассказывал вам об этом недоразвитом парне. Он был исполнительным, но на удивление добрым. Он даже в карцеры нас кидал и розгами порол с каким-то щемящим состраданием, что даже нам становилось его жаль.
Я не собирался посвящать Деда в наши с Саймоном дела, но знал, что если нас поймают, то это останется между нами, в крайнем случае, он выставит меня на улицу.
Джастин дал мне фонарик и вручил фотоаппарат, показав как им пользоваться. Я повесил их на шею на два широких ремня и бережливо прижимал к груди, как мать прижимает новорожденного. На самом деле, пробраться в кабинет было несложно. Единственной проблемой, как я уже сказал, оставались охранники, но в ту ночь мы избавились и от нее. Ну, или частично.
Дед спокойно сопел у себя на посту, когда я вскрывал замок. Тот быстро мне поддался и я, осмотревшись, вошел внутрь, прикрыв дверь за собой. Кабинет был мне знаком, я не раз тут сидел, выслушивая длительные, нудные речи директора о моем безобразном поведении. За все эти разы и сумел запечатлеть каждую деталь безвкусного интерьера и точно знал, где хранит архивные документы Хейвс. Странное дело, за десятки лет у него должны были накопиться такие кипы дел, что не хватило бы библиотеки, а у него все умещалось в трех шкафах.
Я стал открывать по очереди все ящики, волнуясь, каждый раз все сильнее, когда оказывалось, что это не те папки.
