– У тебя двое детей, – в конце концов сказала она. – Мальчик и девочка.
Эдна кивнула.
– Твой муж умер… восемь лет назад. У него болело вот здесь. – Сестра Руби прижала свободную руку к груди.
Тэд умер от инфаркта, когда возвращался домой из паба. Цветы от семьи и, по желанию, пожертвования в Британский фонд сердца. Сестра Руби слегка касалась пальцами ладони Эдны в разных местах, будто пыталась прочитать зашифрованное послание.
– Ты волнуешься из-за дома, – наконец объявила она. – Ты хочешь остаться, но кто-то хочет, чтобы ты уехала. Мужчина. Твой сын? Нет. – Она поднесла к глазам руку Эдны, а затем откинулась на спинку стула и закрыла глаза, будто пыталась представить мужчину, о котором шла речь. Вдруг она села прямо, вытянулась, как струна, и хлопнула руками по столу. – Это бизнесмен! Он хочет купить твой дом!
За второй чашкой чая и только что открытой коробкой печенья «Бурбон» Эдна рассказала сестре Руби все о Юлиусе Уинсгрейве: что этот предприниматель, застройщик, подлый и алчный, просто придурок (нет, она не употребила слово «придурок» – Руби ведь сестра и все такое). Он уже несколько лет пытался уговорить Эдну продать свой дом, так как он скупил большинство домов на этой улице и прилично на них нажился. В конце концов его тактика запугивания заставила Дэвида проконсультироваться с адвокатом, и он добился судебного предписания в отношении Юлиуса, чтобы предотвратить дальнейшие притеснения с его стороны. Но Эдну не покидало ощущение нависшей над ней угрозы, он напоминал ей стервятника, сужающего круги над потенциальной жертвой. Сестра Руби внимательно слушала.
– Похоже, он нехороший и опасный человек.
Она потянулась за своей вместительной поношенной сумкой и начала перебирать ее содержимое.
– У меня есть то, что наверняка тебе поможет.
Она положила на стол маленький плоский кусочек дерева в форме фасада дома. На нем были намалеваны четыре окна и голубая входная дверь. Такого же цвета, как дверь Эдны.
– Скажи, пожалуйста, какой номер твоего дома, – попросила сестра Руби.
– Тридцать два.
Сестра Руби достала из сумки ручку и написала на входной двери домика большими цифрами «32».
– Теперь это самый сильный амулет, и он будет защищать тебя ровно столько, сколько я скажу, – заявила она.
Она крепко зажала домик между ладонями и закрыла глаза. Ее губы несколько минут яростно двигались в беззвучном заклинании, после чего она расположила дом в центре кухонного стола.
– Пусть здесь и останется, – сказала она. – Здесь – центр твоего дома, и отсюда домик будет тебя защищать. Но ты должна понимать, что он теперь все равно что твой дом. И пока он будет в целости и сохранности, он сможет тебя оберегать. Но если кто-то или что-то его повредит, то же самое, и даже хуже, произойдет с твоим домом. Это может быть что угодно: огонь, вода, разрушение. Ничто не отменит действия магии, и ничто не отменит действия проклятия.
Эдна взглянула на маленький деревянный домик и задумалась: неужели он сможет защитить ее от Юлиуса Уинсгрейва? Ну, оттого, что она попытается так себя обезопасить, никто не пострадает. Сестра Руби взяла свою чашку и блюдце. Подошла к раковине и, не обращая внимания на возражения Эдны, тщательно вымыла их, а потом поставила на сливную полку. Когда Эдна повернулась спиной к Руби, чтобы положить печенье обратно в коробку, сестра стряхнула с мокрой руки три капли воды, которые упали на разрисованный фасад деревянного дома.
– Вот так, – сказала она, взяв сумку. – Ну, мне пора, я отняла у тебя много времени.
Эдна закопошилась в поисках кошелька, но сестра Руби отказалась от оплаты своих услуг.
– Было приятно с тобой поболтать, – сказала она, направляясь к входной двери.
Без макияжа лицо в зеркале выглядело куда моложе. Под тугими завитками парика были черные волосы, выпрямленные утюжком. Джинсы, ботинки и пальто с леопардовым принтом окончательно превратили сестру Руби в Симону ла Саль. Она взглянула на дизайнерские наручные часы, чтобы узнать время, и схватила дизайнерскую сумку. Юлиус уже ждал ее в ресторане, нетерпеливо постукивая пальцами по безупречной льняной скатерти.
– Шампанское, пожалуйста, – сказала она проходящему мимо официанту на уверенном эстуарном английском
[42].
Глаза Юлиуса округлились.
– А ты заслужила?
Симона улыбнулась.
– А ты сомневаешься? – спросила она. – Все прошло как по маслу. Мой мальчик был у нее утром и поработал с запорным краном, а ванная располагается прямо над кухней.
Она взглянула на свои часы.
– Потолок в кухне уже должен обвалиться.
Юлиус улыбнулся:
– Мать и сын – какая замечательная команда!
Он придвинул к Симоне толстый коричневый конверт, лежавший на столе. Она проверила его содержимое, после чего конверт скользнул в ее сумку. Официант принес шампанское и наполнил оба бокала. Юлиус произнес тост.
– Было приятно иметь с тобой дело.
Проводив сестру Руби, Эдна ненадолго прилегла на диван. Два посетителя за день – замечательно, но несколько утомительно. Когда примерно через час она проснулась, шел дождь. В кухне. Деревянный домик, лежавший на столе, был мокрым. Краска потекла, окна совсем смылись, лишь номер «32» был отчетливо виден. Эдна посмотрела вверх и увидела темное пятно, которое с ужасающей скоростью расползалось по потолку. Последним, что она услышала, был звук, напоминающий грохот работающих механизмов, и шум падающей штукатурки.
– Хорошо, хорошо! Сдаюсь! – Лора погладила теплую голову, которая нетерпеливо тыкалась в ее колено последние пять минут.
Морковка проголодался, и ему нужно было справить малую нужду. Время обеда давно миновало. Лора пробежала взглядом по множеству предметов с золотыми звездочками, лежавших на столе перед ней, а затем посмотрела на наручные часы. Почти три часа.
– Бедный Морковка! – сказала она. – Похоже, ты еле терпишь.
На улице все еще лил дождь, но, к счастью, Морковке подарили на Рождество (вместе с другими замечательными вещицами) непромокаемый плащик. Он поскакал в сад рысью, а Лора тем временем принялась готовить ему обед. Пес вскоре вернулся, оставляя на напольной плитке узор следов мокрых лап. После обеда Лора поднялась на второй этаж, чтобы выбрать наряд для вечера. Она чувствовала себя неловко из-за того, что долго выбирала приличное нижнее белье. Прилично неприличное. Не найдя любимых сережек, она подумала, что могла оставить их в спальне Терезы, и пошла посмотреть, не там ли они. Она повернула холодную медную ручку. Дверь была заперта. Изнутри.
Глава 32
