– Хорошо.
– Оценки хорошие, как всегда?
– Да.
– А друзья у тебя в классе есть?
– Да.
Мадам Бертий ласково ему улыбается. Феликс от природы не болтлив, поэтому разговорить его у нее не выходит, но это и неважно: присутствие мальчика, пусть и молчаливое, скрашивает ее временами тягостное одиночество.
К этому времени ребенок доел последний блинчик. Мадам Бертий подает ему салфетку – вытереть следы варенья в уголках рта. Потом отпускает кота и напоминает Феликсу, что пора домой.
– Мама тебя ждет, радость моя. Но пообещай, что скоро снова заглянешь к нам в гости.
Феликс послушно позволяет проводить себя до входной двери.
– Спасибо за блинчики, мадам Бертий!
– Не за что, мой хороший, – отвечает пожилая дама и гладит его по голове.
Она открывает дверь и смотрит, как мальчик спускается по лестнице. Ждет и, только услышав голос соседки и убедившись, что мальчика впустили в квартиру, возвращается к себе.
Этажом ниже Жеральдин все еще возится с тирамису. Дважды ее отвлекал телефон. Сначала позвонила мать, от которой так просто не отделаешься, после – подруга Гвен, которая придет сегодня в гости с мужем. С ней нужно было уточнить детали предстоящего вечера. Так что возвращение Феликса пришлось некстати, тем более что скоро нужно идти за малышкой в садик.
– Не хочешь сходить в магазин за кофе? – спрашивает она у сына в надежде выиграть несколько драгоценных минут.
– И мне можно будет купить конфету?
– Конечно, я же пообещала. Ты не потерял пять евро, которые я дала?
Феликс роется в кармане, извлекает несколько монет и показывает матери.
– Прекрасно! Не потеряй! И не задерживайся на обратном пути.
Мальчик кивает в знак согласия и убегает вниз по лестнице. Через несколько мгновений он уже выходит из подъезда и сворачивает направо – к мини-маркету на улице де-Терм.
Алин Верду
Алин покидает наблюдательный пост и возвращается к Тео. Мальчик вопросительно смотрит на мать. Они обмениваются взглядами, и она кивает.
– Все! Уходим. Сейчас.
– А видеонаблюдение?
– Кассир говорит, что аппаратура установлена на втором этаже, в конторе. Туда можно попасть через ту дверь, что за кассами. Контора сейчас закрыта, и ключ только у управляющего. Я подумала, бесполезно уничтожать запись, если мы оставляем живых свидетелей. На видео или в показаниях заложников, но факт остается фактом – ты застрелил грабителя.
– И ты вот так просто их тут оставишь?
– Не хочу терять время, пытаясь добраться до этих карт памяти или что там еще может быть… Если мы сейчас не уедем, Тео, у нас нет ни малейшего шанса выпутаться.
– Может, ты и права… Но по видеозаписи нас опознают, – отвечает подросток с нажимом. – Полиция в два счета нас идентифицирует.
– Полиция нас идентифицирует в любом случае, по видеозаписи или по показаниям свидетелей – не важно. Для этого достаточно составить фоторобот, и это у них займет не больше получаса. Искать видеозаписи, чтобы нас подольше не узнали, и при этом тратить время – глупо.
Подросток опускает голову, и понятно, что он сдерживается, чтобы не начать возражать. Это требует бóльших усилий, чем он готов признать.
– Доверься мне, мой хороший, – шепчет мать с уверенностью, которой не испытывает.
Тео кивает, вздыхает и смотрит на нее.
– Что нужно делать?
– Я подниму металлические жалюзи на витрине, а ты стой возле двери с инвалидной коляской. Как только сможешь выйти, выходи и вези старуху к машине, а я за это время опущу жалюзи на место, выйду, и мы уедем.
– Хорошо.
Алин колеблется, смотрит по сторонам, словно боится что-то забыть.
– Думаю, нам стоит взять с собой еды, – предлагает она, окидывая взглядом полки. – Чтобы хватило на несколько дней. Тогда не придется заезжать в магазины, это всегда риск.
Тео стучит пальцем по лбу, признавая, что и сам мог бы до этого додуматься. Не теряя ни секунды, он отрывает от рулона пакет для мусора, открывает его и, проходя вдоль полок, запихивает туда коробки, пакеты, пачки, бутылки и картонки.
В это время Алин подкатывает коляску Жермен Дэтти к входной двери. Руки у старухи все еще связаны, и она крутится на месте, пыхтит и бормочет ругательства.
– Если я вас развяжу, обещаете молчать? – предлагает Алин, у которой это зрелище и вызывает раздражение, и пробуждает сочувствие.
Они ничем не рискуют, развязывая старухе руки, – она ведь не может ни встать, ни пойти. С другой стороны, если какой-нибудь прохожий заметит, что у бабулечки связаны руки, это может навлечь на них с Тео неприятности.
– Это меня устраивает! – победно восклицает пожилая дама, но усмешка у нее угрожающая.
Алин вздыхает, раздумывает еще несколько коротких мгновений и в конце концов хватается за веревку. Едва освободившись, Жермен Дэтти спешит выразить свое удовлетворение.
– Я приказала вам молчать! – напоминает ей Алин, повышая голос.
– Приношу свои извинения! – насмешничает старуха. – Это сильнее меня!
– Я вас предупреждаю! – Алин наводит на старуху пистолет. – Малейшее движение, и я…
– И ты всадишь мне пулю в колено! Я знаю, знаю. Конечно, не хочется тебя разочаровывать, но я ничего не почувствую и ничего в этом мире для меня не поменяется.
Сама того не желая, мать подростка улыбается. Даже в такой ситуации старуха не дает себя в обиду, чем бы ей это ни грозило. Да, она невыносима, но эта язвительность и способность отбрить острым словцом кого угодно невольно вызывают восхищение.
Оставив на время Жермен Дэтти, Алин переходит к распределительному щитку, открывает его и пытается разобраться со всеми этими многочисленными кнопками, тумблерами и переключателями. Найти тот, который управляет металлическими защитными жалюзи. Она читает короткие инструкции под каждым, но во многих местах буквы от времени стерлись. Осмеливается нажать на одну кнопку, опустить один рычажок, поднять второй… Неоновая лампа над головой начинает мигать, включается вентиляция, но помимо этого ничего не происходит.
– Так мы идем? – теряет терпение Тео. Он стоит возле кресла Жермен Дэтти, в руках пакет с едой.
– Не могу найти тумблер, который поднял бы эти чертовы жалюзи! – нервно отвечает Алин.
После …надцатой попытки – наконец-то! – жалюзи медленно, с металлическим скрежетом, начинают подниматься.
– Готов? – спрашивает она у Тео. – Веди себя, как будто так и нужно: ты помог бабушке сделать покупки, а теперь спокойненько везешь ее к машине.
Сын кивает.
