Сорокина едва не застонала, сопоставляя эти факты. Она уже написала несколько едких, как концентрированная щелочь, заявлений, призывающих установить тотальное патрулирование парка в вечернее и ночное время. Однако, как следователь прокуратуры с многолетним опытом, она знала, что, если даже начальство и пойдет на крайние меры, выставив дополнительные патрули, в городе все равно станут находить задушенных блондинок. Не в этом парке, так в соседнем. Не в парке, так в сквере. Не в сквере, значит, за городом. Если у человека съезжает крыша, остановить его можно только одним способом – упрятать за решетку. А закрыть под замок – неважно где: в тюрьме или в психиатрической лечебнице – можно лишь после того, как его изловят. А изловить маньяка практически невозможно. Эту печальную истину Сорокина тоже хорошо знала. Серийные убийцы ловятся из рук вон плохо, потому как маньяка и его жертву ничего не связывает. Ни-че-го. Рита Сорокина вздохнула и еще раз про себя повторила это слово. Так каким же макаром его искать, если нет ни одной связи? Если невозможно спрогнозировать место и время, где и когда он проявится в следующий раз? Это так же трудно сделать, как уговорить всех блондинок в городе срочно перекраситься в брюнеток. Или вообще сбрить волосы на фиг – пусть помучается, сволочь! Блондинка без волос все равно…
– Маргарита Пална, я пойду?..
– Ты еще здесь?
Марина съежилась под требовательным взором начальницы. Правда, если бы она знала Сорокину лучше, ей было бы не так страшно. И в жизни, и на работе следователь прокуратуры по особо важным делам Сорокина была убежденной феминисткой: будь на месте Марины практикант мужского пола, он бы точно огребал по полной, ему суровая начальница не спускала бы никакой мелочи, это уж как пить дать! К слову сказать, на службе Рита Сорокина проявляла свои убеждения куда чаще, чем дома. На своем нелегком посту она боролась за права женщин, как могла, – убеждением и личным примером. Мужчин Сорокина не то чтобы не любила – у нее самой дома было трое представителей сильного пола, – но терпела. Пока этот самый сильный пол молчал и подчинялся. И признавал свои недостатки. А недостатков у любого мужчины, следуя теории старшего следователя Сорокиной, было хоть отбавляй. Во всяком случае, гораздо больше, чем у женщин. Взять хотя бы маньяков: среди женщин маньяков не бывает. Маньяки все поголовно – мужики. Так-то вот!
– Марина, ты мне подборку всех убийств женщин по городу приготовила? Как я просила? За последний год?
– Я не успела всех, Маргарита Пална…
– Так чего ты здесь расселась?
– Так у меня же хулиганство… я потерпевшего на сегодня вызвала…
– В шею его гони! Чего там у тебя по нему? Легкие телесные? Зеленкой пусть помажет… У нас маньяк в городе орудует, а мы будем всякой шпаной заниматься!
– Так мне что – отказать в возбуждении дела?
– Боже упаси! Отказывать мы права не имеем, на то мы и прокуратура. Ты быстренько оформляй и постарайся его уговорить обойтись без претензий.
– Как это?.. – воззрилась на начальницу Марина.
– Всему вас учить надо… когда придет, пусть его ко мне… ага, вот эта бумажка! А сама сейчас дуй в архив и выпиши мне все случаи по городу за год… нет, лучше за два. И по области тоже! И чтоб не позже чем через сутки все было у меня на столе! Поняла? И рысью давай! Аллюр три креста!!
* * *
– Катя, тут тебе цветы принесли…
Господи, какие еще цветы? Так спать хочется… чтоб никто не будил спозаранку в выходной… даже любимый мужчина! Цветы… что еще за цветы?..
– Кать, поставить их куда? Может, ты сама посмотришь?
У Тима был такой странный голос, что сон слетел с нее, как и одеяло. Наверное, мама снова передала ей свои лишние растюхи, для того чтобы у нее случился «приток положительных эмоций».
– Вот. Открытка прилагается.
Она удивленно посмотрела на изысканно оформленный букет – часть цветов она узнала, это были орхидеи. Часть так навсегда и осталась неопознанной.
– Откуда они взялись?
– Прямо на дом доставили.
– Это какая-то ошибка… – Она машинально взяла открытку в виде красного лакированного сердечка и прочла в развороте: «Катюша, спасибо тебе за прекрасный вечер. Целую, Леша».
– Кто такой этот Леша?
Глаза у Тима были очень темные. И недовольные. Уж она-то разбиралась в выражении его глаз!
– Однокурсник. Приехал на курсы повышения квалификации. Мы с ним случайно встретились в городе.
– Настолько случайно, что теперь он присылает тебе орхидеи? Вместе со своими поцелуями?
– А почему ты со мной разговариваешь в таком тоне? Да, я пошла с ним в кафе! Он мой однокурсник, в конце концов… мы давно не виделись… Мы просто проговорили весь вечер, и все! Даже не танцевали! Разговаривали… ну… про Петьку Задорожного! Я не знаю, что взбрело ему в голову и почему он вздумал посылать мне цветы! Я не давала повода для… для…
Она села на кровать и закусила губу, чтобы не расплакаться. Этого только не хватало – пытаться применить против Тима слезы! Тогда он точно подумает, что она вела себя непозволительно. Тем более обидно, что она-то ни в чем не виновата! Да и вообще – почему Тим ее в чем-то подозревает? Почему он вынуждает ее оправдываться? Она ничего плохого не сделала – ну, посидела часок в кафе со своим бывшим… и что? Они всего-навсего выпили по чашечке кофе и съели по слойке. Она выслушала историю про беднягу Задорожного… потом Лешка, кажется, все-таки извинялся. И даже пытался стать на колени… а она в ужасе хватала его за пиджак и, кажется, смеялась. И в конце концов сказала, что простила его. Сказала, потому что подумала, что теперь-то он наконец от нее отцепится. И исчезнет навсегда. Лешка повеселел, заказал ей шампанского, а себе – коньяк, хотя она и протестовала против выпивки. Однако отпила пару глотков – история с Петькой Задорожным оказалась не для слабонервных. Не хотела бы она влипнуть в такую передрягу… Но теперь, похоже, влипла в другую! Если бы Тим был вчера не на дежурстве, а дома, а она заявилась поздно, благоухая шампанским, – у него был бы повод ее упрекать. Стоп, стоп… выходит, если Тим на дежурстве, она может делать что заблагорассудится? Хотя почему бы и нет? Она же свободный человек, в конце концов! Хотя эти цветы от Лешки – явный перебор! А особенно идиотская открытка! И зачем он это все ей прислал? Неужели снова решил за ней приударить? Не нужно было ходить в это кафе… Ну а что ей еще оставалось делать, если он целый час шел за ней как привязанный? А потом с таким покаянным видом и так настойчиво просил его простить? Пришлось сделать вид, что она давным-давно все забыла… Хотя забыть первую любовь и первое предательство оказалось не так просто.
Больше всего она боялась, что он опять припрется сюда, прямо к ней домой со своими дурацкими извинениями! А дома в этот момент окажется Тим. И ей придется как-то объяснять, кто такой этот самый однокурсник Леша и чего он так настойчиво от нее хочет. Лешка, конечно, вчера тоже порывался проводить ее до дома, однако она решительно настояла на том, чтобы расстаться там же, в кафе. И это все! Действительно – все. В чем ее явные или тайные прегрешения?
