– Или давай посидим в кафе, если хочешь. Смотри, вон вроде симпатичная кафешка. Давай зайдем, а?
– Ты и сам понимаешь, что я не хочу с тобой сидеть в кафе.
– Кать, я вообще приехал у тебя прощения попросить.
– Что, вот так запросто бросил все и приехал прощения просить? Плохие сны мучить стали?
Он смутился – говорить высокопарные глупости было совсем не в его стиле. Он был человеком практичным, трезвомыслящим и чуждым излишних сантиментов. Кроме того, он прекрасно умел размышлять логически и делать правильные выводы. Короче, Алексей Мищенко был юристом до мозга костей. Однако эта его бывшая девушка, на которой он когда-то чуть не женился, настолько изменилась… и внешне, и, похоже, внутренне тоже, что в разговоре с ней он постоянно попадал в какое-то глупое положение. Это его злило – он знал, что люди кардинально не меняются. Поэтому та Катя Скрипковская, с которой много лет назад он завел легкую интрижку – можно сказать, от нечего делать, – не должна была себя так вести.
В прошлый раз он намеренно ждал ее у подъезда – там, где впервые поцеловал. Он знал, что она придавала особое значение затоптанному пятачку у крыльца: эта восторженная дурочка каждый раз останавливалась там, чтобы он поцеловал ее на прощание. Приехав в город, он предвкушал, как она ему обрадуется… Ведь когда-то эта девица так явно запала на него, ходила за ним хвостом и так смотрела своими влюбленными рыжими глазами, что ему было даже смешно. Она оказалась легкой победой, и он быстро пресытился ее рыжими прелестями и стал пренебрегать свиданиями, предпочтя ей более заманчивые объекты. Однако чуть позже, когда неожиданно выяснилось, что у скромной зубрилки Скрипковской имеется вполне достойное приданое: трехкомнатная квартира – причем в самом центре города! – он твердо решил на ней жениться. В конце концов, если жить с ней будет совсем невмоготу, они легко смогут развестись – заводить детей, обременяющих существование, Алексей Мищенко не планировал ни при каком раскладе. И при разводе они запросто разменяют ее огромную квартиру на две вполне пристойные двушки в спальных районах. Или даже однокомнатную в центре и двухкомнатную где-нибудь подальше. Вот эту самую, запланированную еще до предложения, двушку на выселках он, как джентльмен, и готов был уступить при разводе бывшей жене.
Женитьба не состоялась по его собственной глупости – почти перед самой свадьбой Катька застукала его с другой. Он, конечно, хотел сохранить и лицо, и свою замечательную невесту с ее не менее замечательной квартирой, но… Она внезапно проявила характер и ни видеться, ни разговаривать с ним больше не пожелала. Из-за собственной юношеской заносчивости: вот, мол, я какой – все девки по мне сохнут! – он потерял и выгодную партию, и даже запасной вариант – девушку, с которой у него был вялотекущий роман до появления на его горизонте Катерины.
Запасной аэродром был также общежитским, хотя и без квартиры в городе, но зато с богатым папенькой и перспективой. Женитьбу на бесприданнице, пусть красивой, умной и обладающей другими всевозможными личностными талантами, он считал неразумной тратой отведенного на карьерный рост времени: у будущей жены должны иметься если не материальные блага, то хотя бы влиятельные родители, могущие дать зятю толчок, помочь в восхождении по крутой служебной лестнице. Он резонно считал, что богатые девушки влюбляются по той же незамысловатой схеме, что и бедные, особенно в том нежном возрасте, когда критические замечания окружающих по поводу неправильного выбора спутника жизни воспринимаются в штыки.
Однако с выбором невесты у Алексея не ладилось – у богатых девиц был свой круг общения, проникнуть в который – не имея бонусов в виде автомобиля или хотя бы некоторого количества свободных денег – было весьма проблематично. Девицы, несмотря на его почти модельную внешность, взирали на него свысока: уж они-то хорошо знали себе цену. Они требовали цветов, подарков и внимания в виде поездок к морю летом или на горнолыжные курорты зимой. Можно было и наоборот – к теплому морю зимой, а в горы летом, – но он не тянул даже первый вариант. Ухаживать красиво, имея в кармане лишь стипендию, Алексею Мищенко не представлялось возможным.
Еще до стремительного романа с рыжей Катюшей Скрипковской он остановил свой выбор на девушке, которая не была такой заносчивой стервой, как те, в круг которых он долго и безуспешно пытался пробиться. Его запасная избранница обладала здравым рассудком и принимала его таким, каким он был. Минусом в будущей женитьбе Алексей считал то, что состоятельный папаша находился в разводе и давно жил в другой семье. Сама же девица, фигура которой была далека от стандартов современной красоты, внешность имела и вовсе непримечательную. Дочь унаследовала генотип отца – была коренастой, плотно сбитой, с бесцветными глазками, утопающими в круглых щеках, и с такими же совершенно бесцветными волосами. Однако эта внешне ничем не выделяющаяся особь трезво глядела на мир, обладала цепкой памятью, быстро соображала – да и вообще прочно стояла на земле на своих коротких рояльных ножках. Родитель выбил ей хорошее распределение – здесь же, в городе, в котором проживал со своей новой семьей. К себе, в квартиру с молодой женой, дочь от первого брака он благоразумно не поселил, и все пять лет она на общих правах занимала продавленную чуть не до пола общежитскую койку. Зато после окончания института папаша обещал оплачивать съемное жилье, намекая, что в качестве свадебного подарка она получит и собственное. Дурнушка, у которой мозгов было не в пример больше, чем красоты, хотя и училась не в их вузе, почти сразу узнала о неприглядной истории в общежитии юрфака и сумела быстро сложить два и два. И когда после фиаско со Скрипковской он решил, что дальше тянуть нечего, и явился делать предложение ей, эта некрасивая умница тоже его бортанула. Да еще и едко высмеяла. Вот так, из-за одной-единственной глупости, он потерял разом обеих кандидаток в жены.
Дальше Алексею Мищенко ничего не оставалось, как, защитившись, уехать по своему незавидному распределению. Однако теперь, возвратившись ненадолго из тихой провинции в этот вожделенный, суливший большие возможности город, чтобы здесь повысить свою квалификацию и получить очередной классный чин, он вспомнил юношеские мечты и решил попытать счастья снова. Тем более что он теперь не мальчик, но муж – и внешними данными, и умом природа его не обделила. Этот почти столичный город – крупный, сложно устроенный организм – сулил массу новых вероятностей, возможностей, встреч, которые нужно было использовать быстро и с пользой. Иначе зачем было вообще добиваться, чтобы его послали на эти курсы? Зачем возвращаться сюда?
Мир оказался тесен даже в больших городах, которые в этом смысле мало отличались от скромных поселков. На курсах повышения прокурорской квалификации нашелся общий знакомый, у которого в порядке трепа в курилке он и поинтересовался судьбой бывших сокурсников. Словоохотливый знакомец тут же его просветил: Катя Скрипковская на хорошем счету, уже старлей, и до сих пор не замужем. Вертится, правда, рядом какой-то не то врач, не то еще кто, узбекской национальности. Не иначе, на квартиру девицы варежку разинул, лимита пронырливая. Сам он не бывал, но говорят, квартира у старлея большая и хорошая. Однако Катюша Скрипковская не промах: спать с узбеком спит, а замуж не выходит. Оно и ни к чему – делить такую жилплощадь.
