– Ничего не понимаю, – почесал в затылке Лешка. – Сколько себя помню, он стоял пустой и включался только в том случае, если у нас намечался большой прием и продукты в кухонный холодильник просто не помещались. Картошка мешками тоже не покупалась, мама предпочитала уже очищенную, порезанную, расфасованную, в полиэтиленовых пакетиках и замороженную. В мешках картошка тоже появлялась только к банкетам, когда звали кого-нибудь помочь ее почистить. Но так было всего-то несколько раз. А на поминках народу было много, но не настолько, чтобы смолотить все эти заготовки. Да и не было на столе их, и картошки тоже не было.
– Значит, кто-то решил сделать вам подарок, – пришла я к выводу, но тут же сообразила:подарок слишком велик, скорее уж, кто-то собирался переехать сюда жить и, питая стойкое пристрастие ко всяким домашним маринадам, натащил их в Лешкину квартиру, чтобы не страдать от их отсутствия.
– А как к ним относится твой папа? – спросила я у Лешки, продолжавшего чесать в затылке.
– Понятия не имею, я никогда не видел, чтобы он их ел.
– Естественно, раз у вас их в доме не водилось, так он их и не ел. А в гостях?
Лешка замялся и начал бубнить, что его папа в гостях главным образом был увлечен подсчетом бутылок на столе и тем, чтобы их количество неуклонно и стремительно сокращалось; а за тем, чтобы он закусывал, следила мама, и его тарелку наполняла тоже она, руководствуясь собственным вкусом, потому что добиться от папы чего-нибудь внятного по этому вопросу было трудно.
– Вот сейчас и проверим, – воодушевилась я. – Когда он придет?
– Вообще-то уже должен был бы прийти, – посмотрев на часы, сказал Леша. – Он поехал на работу, но обещал там не задерживаться.
Не успел Лешка это сказать, как в прихожей послышался шум, словно там что-то упало. Мы поспешно кинулись к двери и обнаружили Лешкиного папашу, который растянулся прямо под вешалкой и теперь делал робкие попытки подняться; при этом он очень напоминал ошалевшего после зимней спячки жука. Мы кинулись ему на выручку и совместными усилиями поставили его на ноги.
– Сынок, – слабым голосом произнес дядя Саша, – у нас есть что-нибудь перекусить? А то я на ногах не держусь уже.
Мы с торжеством переглянулись и провели Лешкиного папу прямо к накрытому столу.
– Вот это да! – воскликнул он, сразу же наливаясь энергией, вырываясь из наших заботливых рук и бросаясь к тарелкам. – Откуда все эти вкусности? А картошечка отварная к ним есть?
При этом он напрочь проигнорировал все магазинные деликатесы, а с жадностью накинулся на грибочки, огурчики и прочее, столь презираемое его бывшей женой.
– Просто чувствую себя новым человеком, – признался Лешкин папа; мы же с разинутыми ртами наблюдали, как он расправляется с овощными маринадами. – Присаживайтесь.
Мы послушно присели, и Инка нерешительно предложила выпить за помин души тетки Веры. Мы с волнением уставились на Лешкиного папашу, не зная, как отреагирует «новый человек» на такое предложение. Но, к счастью, новый дядя Саша поступил в точности, как поступил бы его «предшественник», и очень быстро дошел до требуемой кондиции, прикончив две бутылки, пока мы втроем возились с оставшейся. Но даже за это недолгое время он умудрился почти в одиночку опустошить все салатницы и миску с горячей картошкой. Так что вопрос о гастрономических пристрастиях дяди Саши можно было с повестки дня снимать. Домашние заготовки он любил, и кто-то решил сделать ему приятное, притащив их сюда в количестве, которого хватило бы до нового урожая. Этот факт несколько настораживал: возможно, даритель и сам собирался переехать сюда следом за своими банками.
– Никогда не видел, чтобы ты ел маринованные грибы, – заметил Лешка, когда его папа спросил, остались ли еще грибки.
– Одна чудесная женщина рассказала мне, как это вкусно, – повергнув Лешку в транс своей откровенностью, поведал дядя Саша.
– И давно она тебе рассказала? – приходя в себя от наших щипков, спросил Лешка.
– Да уж несколько лет. И даже угощала меня много раз, – признался дядя Саша, как будто в этом не было ничего особенного. – Очень милая женщина, у нее дом в деревне, и она каждое лето проводит там несколько месяцев. А ее сестра так и вообще живет в деревне постоянно. Там у них великолепный дремучий лес, в котором все эти грибочки и растут, огород и прочее хозяйство. Она мне все уши прожужжала, как в хозяйстве нужны мужские руки. Я даже стал подумывать, не намекает ли она на что-нибудь, и поспешил ей сообщить, что женат.
– Так и сказал: «Знаете, а я ведь женат!» – удивился Лешка. – Она на тебя не обиделась?
– Она прекрасная женщина, очень понимающая, – вздохнул дядя Саша. – И она бы, конечно, не обиделась, но я не был так груб. Я просто начал рассказывать про нашу маму. Что она много работает, редко бывает дома, потому что очень занята. Настолько, что часто забывает про наши совместные юбилеи, и, уж конечно, ей не до домашних заготовок, которые я, признаться, так люблю.
Мы пожертвовали оставшейся половиной «Смирновки», и дядя Саша признался, что эта женщина работала консультантом в той же клинике, где он лежал не реже одного раза в месяц.
– Мы с ней очень подружились, я даже ей в шутку не раз говорил, что если бы не был женат, то о лучшей жене, чем она, и не мечтал бы.
– А она что? – спросили мы в один голос.
– Любой женщине приятно услышать такие слова, – наставительно заметил Лешкин папа. – Она вся расцветала и начинала закармливать меня своими бесподобными салатиками. Кстати говоря, эти, которые мы сегодня ели, очень похожи на те, которые я ел в клинике. Кто их приготовил?
На этот вопрос мы отвечать не стали, и дядя Саша снова уткнулся в тарелку. Лешка же с трепетом готовился задать папе решающий вопрос, и мы Леше очень сочувствовали.
– И как зовут ту женщину, с которой ты так подружился в клинике? – спросил он наконец.
– У нее чудесное имя, – сообщил нам дядя Саша. – Очень ей подходит. Я даже подумал, ну не странно ли, что жена у меня Вера, а эта женщина...
Тут он увидел соленые огурцы, умело мной замаскированные смородиновыми листьями, и на время был вынужден прервать свой рассказ. Трудно говорить, когда у тебя во рту сразу целый огурец, а на тарелке – еще несколько.
– А эта женщина – Надежда, – справившись с последним огурцом – я их уже тихо ненавидела, – закончил Лешкин папа, и мы все издали вздох разочарования.
– Ты точно знаешь, что она Надежда? – спросил Леша на всякий случай.
– Ну конечно! – удивился папа. – Ее все врачи называли Надеждой Семеновной – как же мне не знать? Я по сто раз в день слышал ее имя. Или ты думаешь, что у твоего папки с головой плохо?
Лешка ответил, что ничего подобного не думал, а если бы даже и думал, то все равно не признался бы. У него-то, слава богу, с головой все в порядке. На этой ничем не оправданной оптимистичной ноте разговор между отцом и сыном завершился.
