В декабре того же года пятидесятилетие Сталина отмечалось как государственный праздник, и это закрепило его победу. Со всех концов страны ему присылали подарки. В прессе сообщалось об этом событии под крупными заголовками, печатались статьи, восхваляющие Сталина. Ради такого случая была напечатана его официальная биография. На стенах домов в городах были развешены его портреты, на городских площадях – поставлены его бюсты, улицы переименовывались в его честь. «Сталин – это Ленин сегодня». Он выиграл. Теперь уже он был вождем.
Этот культ личности, которого всего лишь несколькими месяцами раньше еще и в помине не было, являлся подтверждением окончательной победы Сталина. Кроме того, он был для него своего рода щитом против опасностей, которые могли возникнуть в будущем. Уже давно поняв, какое место занимал царь в коллективном сознании людей, Сталин, став в стране абсолютным хозяином, попытался играть роль царя. Принудительная коллективизация в сельском хозяйстве и ускоренная индустриализация городов, начатые им в 1929 году, неизбежно привели к катастрофическим потрясениям. Их можно было осуществить только под руководством политического лидера, которого любят, уважают и боятся. Празднование пятидесятилетия Сталина стало для него своего рода громоотводом, который должен был защитить его во время надвигающихся бурь
[187].
Сомнительный теоретик
Сталина уже очень давно принято считать прекрасным администратором, но никудышным теоретиком. Действительность, однако, была более сложной: Сталин, не являясь большим интеллектуалом, неплохо выступал, тем не менее, и в роли теоретика. В 1921 году, во время пребывания в Нальчике, где он лечил свои ревматические заболевания, Сталин начал изучать стратегию и тактику российских коммунистов. Черновые наброски и записи, которые он сделал тогда, трансформировались в теоретические труды, ставшие фундаментальными. Он написал статью, которая была напечатана 28 августа 1921 года в газете «Правда» и называлась «Партия до и после взятия власти». Затем он написал еще одну статью, называвшуюся «К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов» и опубликованную в газете «Правда» 14 марта 1923 года. Его самое значительное произведение – «Об основах ленинизма» – основывалось на лекциях, прочитанных им в 1924 году в Свердловском университете, готовившем партийные кадры. Этот небольшой по объему научный труд сделал Сталина одним из основных идеологов большевиков.
Этот его прием – систематизация мыслей Ленина в виде учебного пособия – позволял ему дать этим мыслям подходящую для него интерпретацию и, кроме того, выдвинуть собственные идеи. Данное произведение Сталина было «самым важным вкладом, который сделал Сталин в поток документов, опубликованных партией о Ленине и его идеях после его смерти… Другие люди до него – как, например, Бухарин и Зиновьев – попытались представить сущность ленинизма как новый этап в развитии марксистских идей. Однако наиболее успешным в данном плане стало произведение Сталина»
[188]. «Это было тяжеловатое произведение учителя ленинизма, в совершенстве изучившего свой предмет и авторитетные мнения… Хорошо это было или плохо, но Ленин нашел человека, способного привести его теоретические труды в единую систему»
[189]. С той поры у Сталина имелась только одна цель – быть последователем Ленина.
Обладая талантом политического деятеля, Сталин сумел в бурные и полные неожиданных опасностей 1920-е годы дать большевикам то, чего желало большинство из них. Он настолько символизировал собой требования партии, что стал восприниматься как сама партия.
Первые трещинки
По мере того как Сталин неудержимо продвигался к абсолютной власти – еще не будучи в 1928–1929 годах тем диктатором, который в 1936–1939 годах и позднее устроил массовые репрессии, – его личная жизнь постепенно деградировала. Трудно установить, когда в его отношениях с Надеждой появилась самая первая серьезная трещина, и разделить вину за это между ним – человеком, в жизни которого борьба за власть и утверждение революционных идей отнимали бо́льшую часть его времени и личной энергии, – и его женой. Во время частых отпусков, которые он брал, чтобы лечить свои ревматические заболевания и слабые легкие, Надя всегда была рядом с ним. Она была рядом с ним по меньшей мере до 1929 года, когда начала учиться в Промышленной академии, и даже позднее. Хотя никакого документального подтверждения этому нет, все же считается, что кризис в отношениях этой пары был вызван политическими причинами
[190]. По данному поводу можно возразить, что хотя Надежде, наверное, становилось все труднее и труднее поспевать за стремительной карьерой своего мужа, для этой дочери старого большевика, хорошо адаптированной к нравам своего времени, политический контекст не мог быть причиной разрыва с мужем. У Нади имелись собственные амбиции, и Сталин с уважением относился к ее предпочтениям. Она была в курсе всего происходящего, однако вмешивалась только для того, чтобы рассказать ему о тяжелой повседневной жизни сограждан или же о какой-нибудь мелкой несправедливости, невольным свидетелем которой она стала. Те немногие их письма друг другу, к которым имеется доступ, создают впечатление, что в то время, когда в их отношениях появились трещины, каждый из них пытался затормозить рост недовольства друг другом, начавшего постепенно проявляться на рубеже 1920-х и 1930-х годов.
К проблемам в отношениях с супругой у Сталина добавились ссоры и разногласия с детьми. Уезжая с женой в отпуск, он оставлял детей воспитателям и нянькам. Наведением порядка в квартире Сталина в Кремле, приготовлением пищи и прочими подобными повседневными вопросами ведала Каролина Васильевна Тиль – латвийская немка. У детей была воспитательница, которую звали Наталья Константиновна. У Василия имелся и воспитатель-мужчина – Александр Иванович Муравьев. Их мать наблюдала за воспитанием и обучением своего потомства, но как бы со стороны и весьма требовательным и суровым взглядом. «Она была строгая, требовательная мать, и я совершенно не помню ее ласки: она боялась меня разбаловать», – вспоминает Светлана. При чтении переписки Иосифа и Надежды складывается впечатление, что он был больше привязан к своим детям, чем она. В этот период жизни именно он чаще всего утешал детей, когда те начинали плакать (а особенно Светлану, свою любимицу). «…отец меня вечно носил на руках, любил громко и сочно целовать, называть ласковыми словами – “воробушка”, “мушка”. […] он не переносил детского плача и крика. Мама же была неумолима и сердилась на него за “баловство”»
[191].
