Смертоносное безумие
В 1935 году Сталин произнес свои знаменитые слова: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится»
[289]. Эти слова нашли отклик во многих семьях. Условия жизни и в самом деле улучшились: карточная система была отменена, цены – снижены. Стахановцы перевыполняли план и увеличивали производительность труда. Популярность Советской власти в народе была высока, а авторитет Сталина достиг своего зенита. Сталин, тем не менее, продолжал управлять страной при помощи террора, будучи убежденным в том, что добиться нужного ему политического и экономического результата можно только при помощи дозированной смеси страха и восхищения, репрессий и героизма, благосостояния (еще относительно не очень высокого) и неопределенности. На Сталина – как и на многих старых большевиков (в том числе и тех, которые стали его жертвами) – оказали большое влияние и его дореволюционная жизнь, и пребывание в подполье, и долгая Гражданская война, и коллективизация, ставшая своего рода второй Гражданской войной. Этим людям было очень трудно переключиться с военных методов управления страной на мирные. Кроме того, появились новые опасности: в Германии пришел к власти Гитлер, а в Испании началась гражданская война, предвещавшая крупномасштабную вооруженную борьбу с фашизмом
[290]. Многим в СССР начала мерещиться «пятая колонна».
Страна, партия и – затем – соратники и ближайшее окружение неотвратимо скатились до такого уровня террора, при котором он коснулся уже и самих этих соратников и самого этого ближайшего окружения, причем родственники Сталина зачастую этого не осознавали – главным образом из-за того, что лично Сталин внешне относился к ним очень доброжелательно. Убийство Кирова оставило в его душе незаживающие раны. Оно стало для Сталина подтверждением обоснованности его подозрений. Оппозиция, направленная против него лично, продолжала существовать, не имея, однако, возможности принять какие-либо конкретные формы. Зиновьев, Каменев, Бухарин и все те, кто находился в оппозиции к Сталину в 1920-е годы, сохраняли враждебность по отношению к нему, хотя и старались внешне этого не показывать (тем более что некоторые из них по-прежнему занимали ответственные посты в партии). «Вряд ли эти люди были шпионами, но […] в решающий момент на них надежды не было»
[291], – сказал Молотов в 1970 году, вспоминая события той эпохи.
Сталину также было известно, что Троцкий продолжает публично поливать его грязью, нанося ущерб его репутации. После того как Льва Давидовича выслали в 1929 году в Турцию, он начал скитаться по различным странам: пожил во Франции, в Турции и затем – в 1936 году – обосновался в Мексике. Пребывая за границей, он неустанно писал обличительные статьи и организовывал оппозицию Сталину, приход которого к власти он называл «русским Термидором» и дегенерацией в сравнении с периодом, когда Ленин был еще жив. В 1933 году Троцкий создал IV Интернационал, который он видел как организацию последователей Ленина, управляемую им, Троцким. Он также публиковал «Бюллетень оппозиции», который Сталин читал хотя и с негодованием, но регулярно (он вообще читал абсолютно все, что публиковал находящийся в изгнании Троцкий)
[292]. Деятельность Троцкого усиливала одержимость Сталина идеей существования заговоров против него и его страх перед этим вездесущим врагом
[293]. Его пугали попытки Троцкого расколоть международное коммунистическое движение. Павел Судоплатов вспоминал, что Троцкий «прилагал немалые усилия для того, чтобы расколоть, а затем возглавить мировое коммунистическое движение, вызывая брожение в рядах коммунистов, ослабляя нашу позицию в Западной Европе и в особенности в Германии в начале 30-х годов»
[294].
В 1939 году Сталин решает организовать убийство Троцкого. «Акция против Троцкого будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом», – сказал Сталин Судоплатову, которому и было поручено организовать данное убийство
[295]. Конфликт Сталина с Троцким вышел за пределы межличностного конфликта. «Сталин, да и мы, не могли относиться к Троцкому в изгнании просто как к автору философских сочинений. Тот был активным врагом советского государства», – писал впоследствии Судоплатов
[296].
Если конкретное решение устранить Троцкого было принято в 1939 году, то мысль об этом появилась у Сталина, как свидетельствует один неопубликованный архивный документ, не позднее 1931 года. В письме, отправленном по почте и адресованном Политбюро, Троцкий советовал советским руководителям не вмешиваться во внутренние дела испанских коммунистов (как он сам выразился, не нужно «навязывать расколы извне»). Сталин, придя в бешенство от того, что Троцкий еще осмеливается диктовать ему и его соратникам, что они должны делать, а чего не должны, написал в верхней части этого письма: «Думаю, что господина Троцкого, этого пахана и меньшевистского шарлатана, следовало бы огреть по голове через ИККИ. Пусть знает свое место. И. Сталин». Молотов написал рядом: «Предлагаю не отвечать. Если Троцкий выступит в печати, то отвечать в духе предложения т. Сталина». Данный документ был дан для прочтения всем членам Политбюро
[297]. Троцкий затем стал главным фигурантом различных судебных процессов, проходивших в Москве. Его обвиняли во всевозможных изменах – обвиняли заочно, поскольку он, живя за границей, отсутствовал, конечно же, в зале суда. Одержимость Сталина идеей о том, что у Троцкого есть какие-то сообщники – реальные, потенциальные или воображаемые, – привела к организации репрессий, которые коснулись сначала лишь военначальников, а затем и других категорий граждан. Все судебные процессы политического характера, главным инициатором которых был Сталин, основывались на вымысле и на ложных признаниях, заранее продиктованных угодившим на скамью подсудимых «злоумышленникам». Однако страх, который спровоцировал эти процессы, был самым что ни на есть настоящим. Это был страх перед оппозицией, которая – если не сломить ее репрессиями – могла в обстановке надвигающейся войны выступить против него, Сталина, уже ставшего олицетворением идеалов Октября, строительства социализма в СССР и развития коммунистического движения во всем мире. Страх Сталина перед Троцким, который не давал ему покоя, даже находясь за тридевять земель, был сильным: Троцкий продолжал поддерживать связь с некоторыми советскими дипломатами, высокопоставленными чиновниками, различными деятелями, продолжающими общаться с бывшими оппозиционерами. Архивные материалы свидетельствуют о том, что в 1930-е годы Сталину и в самом деле пришлось столкнуться с реальной оппозицией
[298]. Она, конечно, уже не могла приобрести такие масштабы, как в 1920-е годы, однако бывшие и новые оппозиционеры обсуждали друг с другом, каким образом можно было бы избавиться от Сталина. Кроме того, кое-кто безжалостно критиковал некоторые аспекты его политики: в различных частях страны раздавались нелестные высказывания в ее адрес. Хотя такие высказывания и произносились вполголоса, о них рано или поздно становилось известно самому Сталину. А он никогда ничего не забывал. Однако он и не торопился как-то реагировать: ждал своего часа…
