А теперь появился Магнус Перренсен. Видела я его лишь раз, но как часто я думала о том, другом Магнусе Перренсене. Мне казалось, что я давно знакома с ним. Я прожила те страницы дневника, словно они были настоящей жизнью. Я отчасти стала Анной Алисой.
Жизнь становилась все более и более сложной.
Разумеется, той ночью мне приснился сон. Я в замурованной комнате сидела за туалетным столиком и записывала в дневник, что со мною случилось за день. Я была Анной Алисой и чутко прислушивалась, не раздадутся ли на лестнице шаги.
Я отчетливо увидела слова: «Я слышу голоса… Внизу что-то происходит. Они идут…»
Потом раздались шаги. Я посмотрела на ключ в двери, и тот вдруг выпал из замочной скважины. Дверь содрогнулась под ударами, я услышала тяжелое дыхание и с криком проснулась в холодном поту в своей кровати под москитной сеткой.
Я умерла сто лет назад и родилась вновь. Я была Анной Алисой, и я была Анналисой. Она пожелала, чтобы я оказалась здесь… И вот я здесь. Это было нужно ей.
Я посмотрела на свою дверь. Она осторожно открывалась.
На какой-то миг мне показалось, что я все еще сплю. Я уже готова была увидеть коварную мачеху и ее любовника с пистолетом в руке, но…
– Фелисити! – воскликнула я.
В белой ночной рубашке, с распущенными волосами, ниспадающими на плечи, она была похожа на привидение.
– Я услышала, как вы вскрикнули, – сказала она, подходя к кровати.
– Это просто… плохой сон.
– Значит, вам тоже снятся кошмары?
– Я думаю, всем иногда снятся кошмары.
Неожиданно Фелисити рассмеялась.
– Теперь наоборот получается, – сказала она. – Я прихожу успокаивать вас.
У меня как будто гора с плеч свалилась. Фелисити в эту минуту была похожа на себя прежнюю, какой я не видела ее уже очень давно.
Я отвела ее в ее номер и села рядом с кроватью. Мы немного поговорили, и она уснула.
Я вернулась к себе.
Сна не осталось ни в одном глазу. Мир фантазий отступил. Все имело логическое объяснение.
Ночь на Одиноком острове
Мильтон отвез меня на лодке на небольшой остров, где располагалась плантация Магды. Фелисити сначала сказала, что тоже поедет, чем очень меня обрадовала, ведь это означало, что ей стало легче, но в последнюю минуту почувствовала, что не может встречаться с незнакомыми людьми. Я не стала ее уговаривать, понимая, что пока она сама не будет готова, ее лучше оставить в покое. Ее состояние значительно улучшилось, и я не хотела вызвать обратную реакцию.
И вот я сидела в лодке, наблюдая за Мильтоном, который орудовал веслами так легко, что казалось, будто он вовсе не прикладывает усилий.
Ветра не было. Под вечер он утих, но в воздухе висел легкий туман и тишина нарушалась только шуршанием весел по воде.
Нужно сказать, что встречи с Магдой Мануэль в ее доме я ждала с нетерпением. Не скрою, несколько раз я ощущала уколы ревности. В гостинице она показалась мне такой самоуверенной, такой красивой.
Я сказала гребущему Мильтону:
– Она, вероятно, ваш большой друг, да?
На что он загадочно ответил:
– Очень большой друг.
Расстояние между островами было не таким уж большим, поэтому вскоре мы причалили к берегу. Мильтон сложил весла, выпрыгнул из лодки и помог сойти мне.
На мне было свободное бледно-лиловое платье, которое я купила в Сиднее для свадьбы Фелисити. Оно прекрасно подходило для здешнего климата, в нем было совсем не жарко. Дополняло его ожерелье, подаренное мне бабушкой М на семнадцатилетие. Аметисты в золоте как нельзя лучше подходили под цвет платья. Облик свой я продумала до мелочей.
Дом находился вдали от берега и, как и обиталище Мильтона, был со всех сторон окружен сахарным тростником. Белое здание было меньше усадьбы Мильтона, но в остальном почти не отличалось от нее.
К парадной двери вела лестница из трех ступеней, и на верхней ступени стояла в ожидании нас хозяйка дома. Она выглядела невероятно элегантно и снова была в белом. У меня мелькнула мысль, что это, возможно, некое выражение траура по умершему мужу. Я знала, что в некоторых местах скорбь принято выражать ношением белого цвета, а не черного, как у нас дома.
Большой вырез на платье подчеркивал узость талии и совершенство фигуры. Массивное золотое ожерелье плотно облегало шею, на запястьях сверкали тяжелые золотые браслеты. Завершали картину серьги в виде колец.
Рядом с ней стоял высокий мужчина, которого можно было назвать если не красивым, то, во всяком случае, весьма привлекательным.
Приветствовали нас тепло.
– Я так рада вас видеть! – промолвила она. – Я хотела пригласить вас раньше, но мне пришлось плыть в Сидней. Дела, знаете ли, не отпускают. К слову, это Джордж… мистер Каллерби.
Я поздоровалась, и он вежливо поклонился в ответ.
– Я боялась, что поднимется туман и помешает вам плыть, – сказала Магда.
– Да, небольшой туман есть, но ему нужно быть в десять раз гуще, чтобы задержать нас.
Она рассмеялась и провела нас в комнату, очень элегантную. Очевидно, решила я, ее повсюду окружала элегантность. Высокие стеклянные двери вели на поросшую травой лужайку, которая спускалась к самому морю, в это время дня тронутому багрянцем заката. Солнце казалось большим красным мячом, лежащим на горизонте. Вскоре оно скроется из виду и нас накроет темнота.
Нам подали уже ставший привычным напиток, и миссис Мануэль попросила меня поделиться впечатлением от островов.
Я рассказала, что они не перестают восхищать меня.
– Что вы находите самым интересным? – полюбопытствовал Джордж Каллерби.
– Людей, – ответила я. – Несомненно, людей. Мне кажется, они счастливы и довольны.
– Это не всегда так, – возразила наша хозяйка. – Не так ли, Мильтон?
– Да, бывают сложности… время от времени.
– Это все из-за солнца. Почти все время оно беспощадно. Кому хочется работать в пекло?
– Но они все смеются, – заметила я.
– Смех не всегда свидетельствует о веселье, – пояснила Магда.
– Верно, – согласился Мильтон. – Этих людей невозможно изучить, проживи здесь хоть всю жизнь.
– Но у вас прекрасно получается ими управлять, Мильтон, – вставил Джордж Каллерби.
– Я нашел правильный подход. Они должны знать о тебе все, они должны немного бояться тебя… И в то же время они должны видеть в тебе друга. Все дело в правильном сочетании. Это достаточно трудно. Я научился этому у отца.
– А мисс Мэллори совсем недавно на островах.
– Как долго вы намерены оставаться здесь, мисс Мэллори? – спросил Джордж Каллерби.
