Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина. Я решила, что ей немного за тридцать. Очень густые черные волосы ее были собраны высоко на голове в довольно сложный узел; узкие, вытянутые и чуть раскосые глаза придавали ей почти восточный вид. Высокий рост, широкие бедра и пышный бюст – она была яркой женщиной, но я почему-то сразу прониклась неприязнью к ней. Глаза ее остановились на мне, и я инстинктивно почувствовала, что она приняла меня за новую миссис Грэнвилл. Во взгляде ее сквозило то ли злорадство, то ли злоба.
Мне захотелось указать ей на ошибку.
– Вот наконец и мы, миссис Макен, – обратился к ней Уильям Грэнвилл. – Это миссис Грэнвилл, а это ее подруга мисс Мэллори. Миссис Макен следит здесь за порядком, не так ли, Милли? Ну и помогает мне во всем.
Последняя фраза показалась мне важной, и, исходя из того, что мне в последнее время открывалось в муже Фелисити, что-то во взгляде, которым они обменялись, подсказало мне: его с экономкой связывают очень близкие отношения.
– Что ж, входите, – сказал он.
Миссис Макен произнесла:
– Добро пожаловать в хозяйство Грэнвилла.
– Спасибо, – ответила я, а Фелисити кивнула. Она как будто утратила способность говорить. Теперь внимание миссис Макен обратилось на Фелисити, и я уже не сомневалась, что чутье меня не подвело.
Мы вошли в небольшую переднюю. Через открытую дверь я увидела большую кухню, в которой, несмотря на жару, ярко пылал камин.
– Первым делом поедим, – сказал Уильям Грэнвилл. – Мы умираем с голоду. Весь день тряслись в экипаже. Леди еще не привыкли к нашим дорогам, Милли. Они только что из Англии.
Я добавила:
– Это еще ничего по сравнению с тем, как нас качало на корабле.
– Зато подготовились, – сказал мистер Грэнвилл. – Так что с едой, Милли?
– Все готово.
– Может, умоемся с дороги? – предложила я.
– Ты слышишь, Милли? Леди хотят умыться.
– Горячая вода нужна, – сказала она. – Я скажу Сал, она принесет. Мне провести их в комнаты?
– Я сам проведу. А ты займись едой.
Мы прошли в просторную, но довольно скудно меблированную комнату. Помещение это казалось холодным и неприветливым, возможно, из-за тростниковых циновок на деревянных полах. Уильям Грэнвилл зажег масляную лампу, и ее свет рассеял сгущавшуюся темноту.
– Ты впервые видишь свой новый дом в темноте, – сказал он. – Ты молчишь, любовь моя.
Фелисити произнесла:
– Я очень устала.
– Конечно, конечно. Но не беда. Ты теперь дома.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж.
– Это брачная комната, – сказал он. Я увидела стеклянную дверь на балкон. – Окна приходится держать закрытыми. Москиты здесь настоящее бедствие… И не только москиты. Здесь, в саванне, тебе ко многому придется привыкать. Теперь покажу вам комнату мисс Анналисы.
Располагалась она в конце коридора, чему я даже обрадовалась: мне хотелось быть от них как можно дальше.
Комнату мне выделили маленькую, с голым деревянным полом, тростниковой циновкой и кроватью с медным остовом. Обстановку дополняли стул, шкаф и умывальник.
– Вот, – сказал он, – здесь вы будете спать, пока мы будем иметь честь принимать вас.
– Спасибо. – Мой тон свидетельствовал о том, что я хочу остаться одна.
Он заколебался, бросив на меня тот самый взгляд, которого я боялась и который ненавидела.
Я выглянула в окно. Было слишком темно, чтобы что-нибудь рассмотреть, но я различила какие-то надворные постройки и кусты в отдалении. Вошла горничная, очень молоденькая, с кувшином горячей воды. Ей было не больше четырнадцати, и она очень испугалась, увидев Уильяма Грэнвилла, а в том, что испугалась она не меня, я не сомневалась.
– Спасибо, – поблагодарила я, взяла воду и повернулась к Уильяму Грэнвиллу спиной. Когда он ушел, я с облегчением вздохнула, снова подумав: «Уеду отсюда при первой же возможности».
Но позже мысль о том, что Фелисити останется здесь, поколебала мою решительность. В голове завертелось: «Как она могла? Она же видела, что он за человек! Или в Англии он был другим?» У меня создалось впечатление, что он был непорядочным человеком.
Умывшись, я вышла в коридор. Снизу доносились голоса. Я быстро подошла к комнате, которую он назвал «брачной», и постучала.
– Кто там? – раздался нервный голос Фелисити.
– Это я. Анналиса.
– О, входите.
Я вошла. Она посмотрела на меня, и мне на миг показалось, что она сейчас разрыдается.
Но она вдруг бросилась мне на грудь, я обняла ее и прижала к себе.
– Будет, будет, – сказала я. – Сейчас темно, а дома в темноте всегда кажутся другими. Утром вам здесь все покажется иным.
– Я так рада, что вы со мной, – сказала она.
Мне захотелось закричать: «Но я уеду. Я не могу остаться здесь, в этом доме…»
Я промолчала. Я поняла, что Фелисити должна была чувствовать в эту минуту. Она была в ловушке.
Я ласково похлопала ее по плечу и с облегчением увидела, что она не плачет. Я подумала: «Интересно, что бы он сказал, если бы увидел ее в слезах? Наверное, она помнит, что должна предстать перед ним и той женщиной».
Спустились мы вместе.
Миссис Макен стояла в передней. Она провела нас на кухню.
– Здесь мы едим, – пояснила она. – Иногда на обед выходим во двор… Иногда там и готовим.
На плите стояли кастрюли и чайник. Уильям Грэнвилл уже сидел за столом, стоявшим в дальнем конце помещения, как можно дальше от огня.
Миссис Макен половником разлила по тарелкам суп. Он оказался очень неплохим и нам явно был нужен, потому что у меня сразу немного поднялось настроение. За супом последовало мясо. Уильям Грэнвилл уплетал за обе щеки и посмеивался над нашим, как он выразился, «девичьим аппетитом».
– Ничего, саванна это все исправит, – сказал он и посмотрел на Фелисити.
Я с трудом дождалась окончания трапезы.
– Ну что, – сказал Уильям Грэнвилл, – теперь спать. Думаю, никто голодным не остался.
Он положил руку на плечо Фелисити и улыбнулся мне.
– Удаляемся.
Лежа в кровати, я смотрела на окно. Оно было темным, но яркие звезды наполняли спальню тусклым светом.
Я с тоской вспомнила свою спальню дома и попыталась прогнать нарастающее беспокойство.
Я не могла выбросить Фелисити из головы. Что сейчас с ней происходило? Я содрогнулась. Как же она изменилась! Я вспомнила, какой увидела ее впервые у Биллингтонов. Тогда она мечтала о свадьбе. Наверное, морское путешествие через полмира тогда казалось ей, как и любой юной особе, захватывающим приключением. Но теперь она столкнулась с действительностью. Она как будто утратила все душевные силы. Возможно, единственным способом, который мог помочь выдержать это испытание, было заглушить все свои чувства. Я вполне могла представить, почему это было необходимо.
