Миновав широко раскрытые ворота, мы выехали на длинную прямую дорогу с высокими зарослями тростника по обеим сторонам. Это была плантация. А потом я увидела дом, большой, белый, красивый. Вся картина была тронута багрянцем заката. Повсюду, куда хватало глаз, рос сахарный тростник.
От восхищения у меня перехватило дыхание.
– Вам нравится? – спросил он.
– Это… великолепно.
– А вы чего ждали?
– Чего-то грандиозного… но не такого. Никогда прежде не видела ничего подобного.
– Вы первый раз на сахарной плантации. Но хорошо, что мельницы и кипятилен не видно. Они не такие живописные.
Мы остановились на гравийной дорожке.
– Приехали. – Он выпрыгнул из экипажа, и словно по волшебству появившийся слуга принял лошадей. Взяв меня и Фелисити под руку, он повел нас в дом.
Мы оказались в просторном холле, построенном в стиле английской усадьбы. Он чем-то напомнил мне мой родной дом. Окна прикрывали легкие шелковые занавески. Тяжелые бархатные шторы в таком климате были бы неуместны. В зале стоял длинный стол с элегантными стульями. Судя по виду, это была мебель восемнадцатого века.
– Надеюсь, вам у меня понравится, – сказал Мильтон Харрингтон. – Если желаете, мы можем до обеда посидеть здесь, я прикажу принести прохладительные напитки.
– Здесь совсем как дома, – промолвила Фелисити.
Он улыбнулся, довольный.
Напитки принесла девушка в длинном свободном платье с красными и белыми розами на голубом фоне. Шею и запястья ее украшали красные бусы.
– Это местный прохладительный напиток, – пояснил Мильтон. – Он не пьянит, по крайней мере, не сильно. Этот напиток лучше всего подходит для жаркого климата.
На вкус он оказался восхитительным.
Мильтон расспросил нас о нашем путешествии. Он уже знал о случившейся трагедии. Новости сюда попадали с кораблем.
– О том, что происходит во внешнем мире, мы узнаем, когда приходит корабль. Новостей всегда много. И здесь хватает людей, которые разносят их по всему острову. Вы пережили что-то страшное. Беглые каторжники становятся все наглее и опаснее. Но здесь вам нечего бояться. Мы – законопослушный остров. У нас такие наказания, что никому не хочется их испытывать.
– Здесь преступников ловить, вероятно, легче, чем в Австралии, – заметила я.
– Это верно. Поэтому можете забыть о страхе.
Он много рассказывал нам об острове, о том, как выращивают тростник, как добывают и продают сахар.
Мильтон привел нас в красивую столовую, очень похожую на нашу дома. Одну из стен здесь даже украшал гобелен. Высокие стеклянные двери вели во двор.
– После обеда можно будет посидеть там, – предложил он. – Там очень приятно после заката. Я дам вам веер отмахиваться от насекомых. Днем, когда жарко, тоже без веера нельзя.
Еда для нас была непривычной. Было много рыбы, которой я никогда раньше не пробовала. И впервые я познакомилась с печеными плодами хлебного дерева.
– К этому вкусу нужно привыкнуть, – сказал Мильтон Харрингтон. – Со временем он вам даже понравится.
Угощали нас также разными фруктами и местным напитком. То была лучшая трапеза за все время моего путешествия.
Поев, мы вышли во двор, где нам принесли веера, красивые, с ручками из слоновой кости и выкрашенные в насыщенные цвета. Мне попался синий с зеленым, Фелисити – красный с белым.
Увидев их, мы ахнули от восхищения.
– Они напомнят вам обо мне, когда вам станет жарко, – сказал Мильтон Харрингтон.
И мы сели во дворе, вдыхая ароматы вечера. Двор утопал в цветах: красные гибискусы, розовый жасмин, гладиолусы.
Расслабившись, я почувствовала, что начинаю пьянеть от запахов и напитка, который, пожалуй, был покрепче, чем нам сказали.
Однако причиной этого сонливого удовольствия могло быть и осознание того, что я вырвалась из кошмара жизни в доме Уильяма Грэнвилла и стала на шаг ближе к достижению своей цели; того, что все это так непривычно, так красиво, и того, что мне нравится находиться рядом с этим человеком.
В тот вечер я лежала в кровати, сонливо вспоминая события дня. Я все еще чувствовала запах плюмерии, слышала жужжание летящих на свет лампы насекомых.
– Это летающие жуки, – говорил Мильтон. – Их не нужно бояться. Они часто сюда прилетают. Это совершенно безобидные создания, и вы скоро привыкнете к ним. Здесь вам очень многое покажется незнакомым.
Наслаждаясь ароматным бархатным вечером, я не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, как здесь хорошо.
Обратно в гостиницу он нас привез в десять, напомнив, что нам нужно хорошенько выспаться.
Я возразила, сказав, что мы проспали почти весь день, но он твердо повторил:
– Вам нужно выспаться.
И он отвез нас домой по дороге, утопающей в зарослях тростника, которая вела к гавани. Когда мы выехали на небольшой спуск, я услышала стук лошадиных подков, увидела покачивающиеся на воде лодки и корабль, который уже был полностью загружен к завтрашнему отплытию.
Лежа в кровати, я изо всех сил отгоняла сон, потому что хотела все хорошо запомнить.
Проснулась я посвежевшей и отдохнувшей. Откинув москитную сетку, я встала с кровати, раздвинула занавески и вышла на балкон. Гавань подо мной уже пробуждалась. Съезжались телеги, запряженные волами, наверное, с видневшихся в отдалении гор. Торговцы раскладывали товары.
Недалеко от берега плавало несколько лодок, очевидно, рыбацких.
Мне принесли воды, я умылась, оделась, направилась к Фелисити, постучала в дверь и, не услышав ответа, вошла.
Она лежала на кровати, глядя в потолок. Подойдя ближе, я увидела слезы на ее щеках.
– Фелисити! – в тревоге воскликнула я. – Что случилось?
Она ответила:
– Он приходил… приходил ночью… Он вернулся… Он был здесь… как тогда, в той ужасной комнате.
– Вам это приснилось, – сказала я. – Это был просто сон. Вы здесь, на Карибе. Вчера вам здесь понравилось. Там, внизу, гавань. Здесь так интересно!
Она задрожала.
– Никогда мне от него не сбежать, – пролепетала она.
– Фелисити, послушайте, он умер. Он уже не тронет вас. Все кончено. Мы начинаем новую жизнь.
Она покачала головой, зубы ее застучали, глаза остекленели. Я поняла, что она меня не слушает.
Я испугалась и растерялась. Что делать?
Сначала я решила, что ей приснился дурной сон, который, хоть и сказался на ее состоянии, развеется при свете дня. Но все оказалось сложнее. Она лежала неподвижно и, кажется, не слышала, когда я к ней обращалась.
Я волновалась все больше и больше. Мне стало понятно, что я все упростила, когда решила, что, если увезти ее из страшного места, она все позабудет. Она прошла через страшные испытания, окончившиеся неожиданной смертью мужа. Неправильно было надеяться, что ее можно вернуть к прежней жизни, просто увезя с места испытаний.
