Возможно, киевские судебные власти не пошли бы на поводу у черносотенцев, если бы официальное расследование не зашло в тупик. Все версии, которые разрабатывались судебным следствием в течение трех месяцев, оказались ложными. Между тем натиск крайне правых усиливался с каждым днем. Черносотенная «Гроза» недоумевала «разве не странно — упорно плевать на указания правой и националистической печати и всего народа о ритуальном характере убийства и не арестовать ни одного жида»
[20]. В ночь на 22 июля 1911 года власти арестовали еврея Менахема Менделя Бейлиса, приказчика кирпичного завода.
В романе два юриста, следователь В.И.Фененко и прокурор окружного суда Н. В. Брандорф, отказываются признать сколько-либо серьезными улики против Менделя Бейлиса. Действительно, подозрение против приказчика кирпичного завода базировалось на путанных и противоречивых показаниях супружеской пары Казимира и Ульяны Шаховских. О том, как были добыты такие показания, в романе рассказывается в точности по протоколу показаний сыщика Полищука: «Просидели мы там приблизительно до трех часов ночи и водки выпили порядочно — полторы бутылки. Шаховская довольно сильно охмелела и даже порывалась затянуть песню. Мне все никак не удавалось тогда побеседовать с ней наедине… Улучив удобную минуту, я спросил Шаховскую… Тогда Шаховская мне прямо сказала, что муж ее знает все и видел, как Мендель вместе с сыном Дувидкой повели или потащили Андрюшу к печке»
[21].
Супруги Шаховские ссылались на Женю Чеберяка, однако сам мальчик категорически отрицал, что Бейлис гонялся за Ющинским. Его допрашивали много раз, но безрезультатно. Внезапная кончина Жени и его сестры в начале августа 1911 года породила множество слухов. Черносотенная пресса не сомневалась, что малолетние свидетели были погублены евреями, проводя исторические параллели: «При разборе дела Дрейфуса — этого подлого изменника, поочередно, один за другим, скоропостижно скончались одиннадцать человек свидетелей»
[22]. Напротив, либеральная пресса называла преступниками самих черносотенцев: «Известно, что за дело взялся Союз русского народа. Стоит ли удивляться, что в результате получилось новое преступление. Союзу русского народа во что бы то ни стало надо доказать, что совершено ритуальное убийство»
[23].
Мне кажется, что отравление детей является одной из многочисленных легенд, сопровождавших дело Бейлиса. Вскрытие тел умерших не обнаружило признаков отравления. Приобщенное к следственному делопроизводству заключение Киевского Бактериологического института свидетельствует, что Женя и Валя Чеберяк умерли от дизентерии. Конечно, можно пойти по конспирологическому пути, указав, что Бактериологический институт финансировался семьей Бродских, следовательно… И все же думается, что легче поверить соседям, которые засвидетельствовали, что дети Веры Чеберяк, оставшиеся после ареста матери на попечении пьяницы-отца, питались чем попало, рвали зеленые яблоки и ели их немытыми. И еще одна легенда! В советской литературе, посвященной делу Бейлиса, безапелляционно утверждалось, что Вера Чеберяк, из страха быть разоблаченной, отравила собственных детей. На самом деле её выпустили из-под стражи, когда дети уже находились в безнадежном состоянии.
Зато супруги Чеберяк не погнушались потревожить память своих детей. Через четыре месяца после смерти сына Василий Чеберяк показал: «Кстати, я припоминаю такой случай: однажды незадолго до обнаружения трупа Ющинского, сын мой Женя пришел домой с усадьбы Зайцева и рассказал мне, что к Бейлису приехали два какие-то евреи, совершенно непохожие на тех, которых обыкновенно встречал на улицах Киева, и остановились в квартире Бейлиса. Женю заинтересовало то, что одеты они были в не совсем обычных нарядах и внешность их указывала на то, что они как будто бы духовные лица. К тому же он видел, как они молились»
[24]. Поскольку на тот момент следствием занимался следователь по важнейшим делам Фененко, он не придал ни малейшего веса этим сведениям то ли из-за недоверия к ритуальной версии в целом, то ли к пьянице-телеграфисту в частности.
Совсем иначе расценил эту историю петербургский следователь по особо важным делам Н. А. Машкевич, командированный летом 1912 г. в Киев для проведения доследования. Роман построен таким образом, что в нем не нашлось главы для доследования Н. А. Машкевича. Думаю, это небольшая потеря, так как петербургский следователь не обнаружил ничего нового. Допрошенная им Вера Чеберяк дополнила рассказ мужа живописными подробностями вроде того, что остановившиеся у Бейлиса евреи были «одеты во все черное», носили «очень длинные волосы и большие бороды». Эти таинственные длиннобородые евреи погнались за детьми, игравшими на мяле: «Женя и Люда передавали мне, что они видели, как Мендель Бейлис поймал Андрюшу за руку и повел вниз по направлению к оврагу»
[25]. Столичного следователя не насторожило, что хозяйка притона сплела красочную историю, когда над ней самой нависло подозрение в убийстве. Н. А. Машкевич также не задался вопросом, почему дети не переполошили всю округу, когда на их глазах был похищен товарищ. Наконец, он проигнорировал тот факт, что соседские дети не только не подтвердили рассказ о похищении, но даже не смогли припомнить, чтобы Бейлис когда-либо гонял их с завода.
Нетрудно догадаться, что дело было не в наивности следователя по важнейшим делам. Н. А. Машкевич прекрасно понимал, чего от него ждет столичное начальство.
Министр юстиции И. Г. Щегловитов являлся рьяным сторонником ритуальной версии. Правда, следует оговориться, что в канун киевского процесса Щегловитов уже отдавал себе отчет в том, что за два с половиной года чины судебного ведомства не смогли раздобыть серьезных доказательств виновности Бейлиса. Министр даже сожалел, что невозможно остановить им же запущенный механизм: «Дело получило такую огласку и такое направление, что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили и меня и все правительство»
[26]. Не было единства даже среди крайне правых и националистов. Один из лидеров думской фракции националистов В. В. Шульгин опубликовал в «Киевлянине» передовую статью с резкой критикой обвинительного акта.
Государственный обвинитель О. Ю. Виппер и поверенные гражданских истцов Г. Г. Замысловский и А. С. Шмаков постарались перевести обсуждение из невыгодного для них криминального аспекта в догматическую плоскость. Такая тактика была выработана обвинением загодя. В романе приведены несколько измененные слова Г. Г. Замысловского, произнесенные в кулуарах Государственной думы: «…на указание Маклакова, что за слабостью улик Бейлиса оправдают, Г. Г. Замысловский ответил: «Пусть оправдают, нам важно доказать ритуальность убийства».
