– Я велела отнести вам сюда еду. – Она посмотрела прямо на Джину и тихо произнесла: – Дорогая Джина, вы думаете, получится?
– Не знаю, сударыня. Это… если вы говорите о…
Мать Джона поймала ее взгляд.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Я, пригласив вас сюда, свою роль исполнила.
Джина рассмеялась.
– Только он этому не рад, правда, сударыня?
– Не обращайте на него внимания. Я не сомневаюсь, что вы своего добьетесь.
– Постараюсь, сударыня.
Спустившись в библиотеку, Джина застала Эмброуза Фабера за изучением списков. Пока она усаживалась, появилась Соня с подносом. В качестве особого знака внимания леди Эвелин сама расставила кофейный прибор и разложила бутерброды.
– Надеюсь, я вам не помешаю, мистер Фабер?
– Что вы, нет, сударыня.
Он быстро встал и с улыбкой помог ей расставлять чашки. Закончив, Эмброуз проводил ее и галантно открыл дверь. Леди одарила его ослепительной улыбкой.
Заметив направленный на него любопытный взгляд Джины, Эмброуз смущенно закашлялся и покраснел.
– Леди Эвелин просто чудо, правда? – сказала девушка.
– Очень любезная леди. Выпьем кофе и за работу? Я как раз начал составлять приглашения.
– О Боже! И много уже написали?
– Несколько штук. Думаю, вам понравится.
– Дело в том, что план может немного измениться.
Фабер недоуменно посмотрел на нее.
– Что значит, немного?
– Ну…
Дверь снова открылась, и в библиотеку широким шагом вошел Джон. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он не в духе.
– Сестры! – презрительно процедил он. – Почему Друзилла не поймет, что я не собираюсь ради нее устраивать бал?
– Но вы должны это сделать! – воскликнула Джина.
– Что? – Он недоуменно воззрился на нее.
– Вы просто обязаны устроить бал.
– Джина, это заходит уже слишком далеко.
– Разве вы не понимаете? Это прекрасный способ собрать здесь людей.
– Я думал, мы собирались просто устроить прием.
– Да, собирались, но это гораздо лучше! Друзилла упомянула об этом сегодня утром, и с тех пор я постоянно об этом думаю. Пригласите людей на бал, пусть они увидят замок как есть. Во время бала можно будет водить по замку небольшие группы и возвращать их на танцы. Неудобно просто приглашать их, чтобы просить денег, но если одновременно происходит что-то другое, будет намного проще.
– Дельное предложение, – вставил секретарь.
Джон это и сам понимал, но у него имелось возражение практического плана.
– Только как же мне здесь проводить бал?
– Можно навести порядок. А то, что здание выглядит ужасно, ничего, потому что нам это на руку.
– Но у меня нет слуг.
– У вас есть Фараон и Джеремайя, близнецы, Гарри и еще несколько человек.
– Да, Фараон рассказывал.
– И наверняка мои родители могли бы прислать парочку слуг, – добавила Джина, что-то записывая на листке бумаги.
– Это, конечно, очень любезно с их стороны, но я бы не хотел оставлять их на вечер без слуг.
– Но они вряд ли это заметят, потому что сами придут на бал, – вставил Эмброуз.
Джина про себя возблагодарила его. Она бы скорее умерла, чем призналась Джону, что у ее родителей слуг хватило бы на два замка.
Узнав, что бал все же состоится, Друзилла пришла в неописуемый восторг. Но, когда все пришли осмотреть зал для танцев, их ждал неприятный сюрприз. Это было худшее помещение во всем замке.
– Так нечестно! – в смятении вскричала Друзилла. – Я хочу бал! Хочу бал!
– Милая, что же нам делать? – спросила леди Эвелин. – В замке только две большие комнаты – эта и картинная галерея.
– Тогда давайте пойдем в галерею, – предложила Джина.
К всеобщему облегчению, оказалось, что галерея сохранилась в приемлемом состоянии. Там было тепло и сухо, и после уборки ее вполне можно было использовать для танцев. На стенах тут и там зияли пустые места, где когда-то висели картины, проданные впоследствии.
– Ценных картин не осталось, – заметил Джон. – Сплошные фамильные портреты, не нужные никому, кроме нас.
– Это ваши предки? – заинтересовалась Джина.
– Вот этот, говорят, Гуи Ле Честер. Картина нарисована в те времена, когда художники еще не знали, как использовать перспективу.
– Поэтому кажется, что у него два глаза на одной стороне лица? – спросила Джина и засмеялась.
– Нет. Я думаю, его таким сделала война. По всем свидетельствам он был свирепым воином. А вот этот рыцарь на белом коне – барон Франкен Честер!
– Ах, – вздохнула Джина. – Это уже лучше.
– Графский титул наш род получил от Генриха VIII, а герцогский от Карла II. Мои предки помогали в его противостоянии Кромвелю и, по семейной легенде, даже какое-то время укрывали его в замке – перед тем как он бежал во Францию. Сев на трон, король наградил их самым высоким титулом. Это Лайонел, самый первый герцог. В этом огромном парике он настоящий красавец, правда?
– Да, красив. Неудивительно, что у него было столько любовниц.
– Что-что? – спросил Джон, думая, не ослышался ли.
– Говорят, что у него в каждой башне этого замка было по любовнице, а его жена ничего не знала.
Его светлость, онемев от изумления, воззрился на нее.
– Но мне кажется, она все же знала, – продолжила Джина.
– В самом деле? – придя в себя, спросил обладатель фамильных портретов самым язвительным тоном, на какой был способен.
– Мужчина не должен думать, что женщина ничего не знает, только потому, что она ничего не говорит.
– Хотите посмотреть еще картины? – холодно спросил Джон.
– С удовольствием.
Но со следующей картиной вышло еще хуже. Как, подумал наследник титула, это непотребство оказалось посреди безобидных фамильных портретов? На картине было изображено несколько возлежащих на диванах женщин, не одетых, а скорее прикрытых тканями. Одна играла на лире, другая смотрелась в зеркало, остальных прихорашивали служанки.
– На эту не обращайте внимания, – поспешно произнес он.
– Но мне она нравится. Это ведь одалиски, да?
– Да, – с хрипотцой в голосе произнес Джон. – Одалиски.
– И вы сейчас думаете: «Откуда она знает, кто такие одалиски?» Боюсь, подобные знания приходят с классическим образованием.
– Вы хотите сказать, – осторожно сказал он, – что знаете, чем… То есть…
