– Одалиска – это наложница, живущая в гареме, которую годами учат не думать ни о чем, кроме удовольствий ее господина. Несчастное создание.
– Мне так не кажется. Они жили в роскоши, ни о чем не заботясь.
– Никакая роскошь не возместит скуки и бесцельности подобного существования. «Да, повелитель», «нет, повелитель», «ваше желание исполнено». Ни один человек не стоит этого.
– Возможно, вы правы. Продолжим? Строгий джентльмен на этой картине…
– А вы во время путешествий встречали одалисок? – проказливым голоском поинтересовалась носительница передовых взглядов.
– Строгий джентльмен на этой картине – третий герцог, – непреклонно продолжил Джон.
К счастью, тут в разговор вступила мать.
– Мне кажется, эта комната прекрасно подойдет.
– Я уже представляю, как буду танцевать вальс под звуки скрипки, – мечтательно вздохнула Друзилла. – Все будут смотреть на меня…
– Пойду займусь работой, – сказала Джина.
Остаток дня ушел на подготовку пригласительных писем. Поскольку теперь гостей приглашали и из отдаленных районов, бал было решено перенести на неделю.
– Как славно! – обрадовалась леди Эвелин. – К тому времени ваши братья вернутся из школы.
– Что? – в один голос воскликнули Джон и Друзилла.
– Да, они как раз успеют вовремя. Разве это не чудесно?
Джон и Друзилла принялись наперебой объяснять, почему это недопустимо.
– Мама, если вы думаете, что я позволю этим двум извергам испортить мой бал…
– Мама, у нас хватает неприятностей и без…
– Но, мои любимые, – успокаивающим тоном начала леди Эвелин, – тут ничего не поделаешь. Мы не можем провести бал раньше, потому что тогда приглашения не успеют дойти до всех. Я уверена, Тимми и Роли будут вести себя как ангелочки.
Решив таким образом вопрос, мать удовлетворенно удалилась. Джон и Друзилла, в кои-то веки испытывая одинаковые чувства, в ужасе переглянулись.
Спор был возобновлен за обедом и продолжал кипеть, когда вся семья собралась в гостиной позже вечером. Но делать было нечего, и Джон решил заняться основным вопросом.
– Гостей, которые приедут издалека, нужно будет устроить у нас на ночь, так что нужно привести в порядок комнаты. Не знаю, сможем ли мы это сделать.
– Можно провести уборку, – посоветовала мать. – К тому же, как мудро заметила Джина, нам на руку, чтобы дом выглядел убого.
– Мы что, хотим уложить их спать на кровати, которые могут под ними развалиться? – с издевкой в голосе произнес Джон.
– Калум может этим заняться, – заявила Джина. – Насколько мне известно, у него золотые руки.
– Не припомню, чтобы встречал Калума, – заметил Джон.
– Он работает в конюшне, – сообщила Джина. – Фараон говорит, он хороший плотник.
– И я мог бы помочь, – вставил Бенедикт. – Я знаю, как держать молоток и гвозди. Вам бы у меня дома побывать. Я там все перечинил: сестриных кукол, мамины стулья, отцовский письменный стол.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Джон. – Теперь можешь заняться кроватями в этом доме.
Приезд Бенедикта оказался счастливым событием. Прекрасными манерами и веселым нравом он сразу снискал расположение леди Эвелин. Когда Бенедикт не разговаривал с нею, он отпускал шуточки Джине.
Джона несколько раздражало, что Бенедикт уделял Джине столько внимания. В конце концов, он же не одобрял ее план. «В наше время нельзя доверять даже друзьям», – сокрушенно подумал он.
– Потрясающая девушка! – воскликнул Бенедикт, когда позже они с Джоном остались наедине.
– Хм!
– Только то, что ты не можешь разобрать, о чем она говорит, не означает, что другие мужчины ее не могут понять, – улыбнулся Бенедикт. – Среди нас ведь есть и умные люди. Конечно, по ее меркам не совсем умные, и все же она рассчитывает на это, что весьма любезно с ее стороны, учитывая, насколько она…
– Я тебя понял, – холодно обронил Джон. – Углубляться не нужно.
У Джона, несколько раз видевшего, как Джина разговаривает с Фараоном, сложилось впечатление, что старику она доверяет больше, чем ему…
Это подозрение подтвердилось позже, когда он случайно застал ее за совещанием с близнецами, Фараоном, Джеремайей и Гарри. Во всяком случае, ему это показалось совещанием, хотя сама Джина уверяла, что они просто собрались поболтать о том о сем.
Как бы то ни было, стало понятно: она взялась устраивать работу обитателей этого дома так же, как устроила бал и, возможно, устроит его жизнь, если он ей это позволит.
Но он не собирался этого позволять.
Вечер близился к концу. Друзилла, в предвкушении бала пребывая в радужном настроении, вальсировала в гостиной. Бенедикт любезно вызвался быть ее партнером, чтобы девушка могла потренироваться.
Леди Эвелин и Эмброуз играли в карты. Имельда принесла поднос с чаем, и Джина как раз начала раздавать чашки, когда раздался звонок в дверь.
Все оторвались от своих дел и переглянулись, гадая, кто мог пожаловать в такое позднее время. В следующий миг звонок раздался снова, громкий, лязгающий звук колокольчика эхом прокатился по всему замку. Потом послышался звук шагов, открылась парадная дверь, а потом снова зазвучали шаги, на этот раз приближающиеся. Появился дворецкий.
– Там леди, ваши светлости, – важно сообщил он. – У нее сломалась карета, и поскольку уже слишком темно, чтобы ехать дальше, она просит вашей помощи.
– Конечно, – не раздумывая, произнес Джон. – Проведите ее к нам.
Теннисон удалился и через недолгое время вернулся. Замерев в дверях, зычным голосом он провозгласил:
– Мисс Афина Уикс-Хендерсон.
В комнату вплыло видение. Другими словами ее нельзя было описать. Немногим больше двадцати, божественно красивая, кожа гладкая и розовая, как персик, огромные голубые глаза – мисс Уикс-Хендерсон была похожа на воплощение мужских грез.
На ней было синее бархатное дорожное платье с кружевными оборками по подолу. На шее сверкал бриллиант.
Но внимание всех мужчин в комнате привлекла ее красота. Какие бездонные небесно-голубые очи! Какие очаровательные светлые кудри обрамляют нежный лик! Какие соблазнительные пухлые губки!
Джон, Бенедикт и Эмброуз встали и просто неприлично уставились на нее. Даже Теннисон прирос к месту, пока взгляд василиска, который бросила на него другая женщина, вошедшая следом за леди, не заставил его вспомнить об обязанностях.
Джон выступил вперед и прокашлялся.
– Добрый вечер, сударыня. Честертон, к вашим услугам.
Леди заговорила, и голос ее был похож на нежное журчание весеннего ручейка.
– Ваша светлость слишком добры ко мне. Я прошу прощения за столь позднее вторжение.