Арвид гладил дрожащую девушку по спине и терся щекой о ее щеку. У него выросла щетина, а кожа Матильды была шершавой от недавно заживших ран. Возможно, он еще больше царапал ей лицо. Но Арвид не остановился и прижался губами к ее губам. Уста Матильды были не шершавыми, а мягкими и теплыми. Дыхание юноши и девушки слилось воедино, в груди билось одно сердце на двоих, тела переплелись и расслабились. Прошлое уже не имело значения, важно было лишь то, что на миг им удалось скрыться от одиночества и что рядом с Матильдой его жажда разрушения уступала место желанию сострадать и дарить тепло.
Целуя приоткрытые губы девушки, Арвид коснулся языком ее языка. Он никогда не делал ничего подобного, но это ощущение не показалось ему странным – наоборот, он как будто всю жизнь жаждал только этого, а не сидел в скромной серой келье и пел псалмы. На мгновение он счел смешным прославление Бога, которого нельзя коснуться и обнять, поцеловать и согреться его теплом, – смешным и бессмысленным по сравнению с желанием исследовать тело Матильды руками, затем губами, сначала не спеша, а потом торопливо. Целуя девушку, Арвид поглаживал ее по волосам, затылку, спине. Наконец его руки дотронулись до ее груди, обхватили ее и стали осыпать ласками. Матильда застонала, но не от боли, как он сначала испуганно подумал, а от удовольствия. Согнув ногу, она прижала Арвида к своему телу еще крепче и чуть шире открыла рот, чтобы исследовать языком каждый уголок его рта.
Желание сбросить с себя одежду так же решительно, как и воспоминание о своем призвании, оказалось недолговечным. К Арвиду вернулось понимание того, почему он хотел восхвалять Бога, который не может никого поцеловать: Бог не погряз в пороках, а возвышается над миром; Он сильнее, чем люди, плетущие интриги; Он всегда торжествует над злом. Мысль о служении этому Богу по-прежнему привлекала Арвида – больше, чем мысль о поцелуе с Матильдой.
Арвид оборвал поцелуй и в ужасе отпрянул. Когда он выпустил девушку из своих объятий, она почувствовала сожаление, но еще более мучительным был холод. Прижимаясь к Арвиду, Матильда ощущала приятное тепло, а теперь мерзла, как никогда в жизни. Она не просто покрылась гусиной кожей – казалось, что ее сердце, совсем недавно так бешено стучавшее в груди, обледенело, а после того как она увидела ужас в глазах Арвида, оно еще быстрее стало превращаться в льдинку. Девушка ничего не понимала. Она думала: «Мы целовались; мы были близки друг другу, как только могут быть близки два человека; мы вместе, потому что в этом лесу нет никого, кроме нас и наших врагов… И что же?»
Но потом Матильда тоже это почувствовала. Неведомая сила выбила ее жизнь из привычной колеи, а если к тому же ее воля была слабой, она никогда не сможет вернуться к такой желанной размеренности дней.
– Святые небеса, я этого не хотела!
Девушка была не уверена в том, произнесла она эти слова вслух или только мысленно, но она тоже отпрянула от Арвида.
Юноша кивнул, отошел еще дальше и стал беспокойно метаться из стороны в сторону, словно постоянное движение было единственным дозволенным способом согреться.
– Это не должно повториться!
– Конечно же, не должно!
– Мы брат и сестра во Христе, и только.
– Несомненно. Мы ведем целомудренную жизнь, и нам нельзя поддаваться искушению дьявола.
– То, что произошло, было минутной слабостью. Такое случалось даже со святыми, но в конечном счете имеет значение лишь то, что они сумели выстоять перед демонами.
– И не введи нас во искушение…
Еще некоторое время они горячо уверяли друг друга в том, каким ужасным был их поступок, и в том, что это никогда не повторится.
Друг на друга они не смотрели. В конце концов оба замолчали и устроились на ночлег под деревьями. Никто не уснул.
В последующие ночи Арвид и Матильда избегали друг друга. Только днем им иногда приходилось держаться за руки: лес был уже не таким густым, и на широких полянах попадались болота, погрязнув в которых человек был обречен на гибель. Арвид показал Матильде способ справиться с этой опасностью – бросать впереди себя хворост и смотреть, затянет его или нет. Там, где это было возможно, беглецы переходили топь по стволам деревьев, поваленных бурей.
Матильда слушалась указаний Арвида, при необходимости держалась за него, но так же старательно избегала смотреть ему в глаза, как и он пытался не встречаться с ней взглядом.
Наконец илистая почва стала плотнее, а лес закончился. За ним простиралась холмистая местность с бурыми лугами и полями, с которых уже собрали урожай. «Значит, это и есть Нормандия, – подумала Матильда, – край, в котором я прожила почти всю свою жизнь и о котором ничего не знаю». Бесцветная, как серое небо, эта земля была совершенно не похожа на место, которое, как гласит легенда, однажды приснилось Роллону. В этом сне он увидел пчелиный рой, опустившийся на усеянный цветами луг, а после пробуждения приказал воинам поднять паруса на своих кораблях-драконах и отправиться на север франкского королевства.
Наверное, яркие цветы встречаются только во сне – во сне Роллона и в ее собственном.
В те ночи, которые Матильда провела в ямах на голой земле под открытым небом, видения ее не посещали. Просыпаясь утром, девушка чувствовала, что ее тело оцепенело от холода: она мерзла сильнее, чем в лесу, где деревья защищали ее от ветра. Здесь же ветер был более сильным, воздух – соленым, а однажды на горизонте показалась узкая полоска моря.
Арвид нарушил молчание, и его слова прозвучали так сухо, как будто Матильда никогда не плакала у него на груди, а он не утешал ее, не целовал, не сжимал в объятиях.
– Норманны поселились преимущественно у моря и на берегах Сены, а не внутри страны, – рассказывал он. – Они построили дома и принялись выкорчевывать лес.
«Почему тогда норманнов здесь нет? – спрашивала себя Матильда. – Почему мы по-прежнему одни на целом свете?» Вслух она ничего не произнесла.
Море было уже совсем близко, все громче становился рокот волн, соленый запах все сильнее ощущался в воздухе, а небесную гладь рассекали кричащие чайки. Матильда никогда не видела моря, только во сне о цветочном луге. Там оно искрилось и сверкало, а наяву было грязно-зеленым и мрачным.
Теперь и Матильда прервала молчание.
– Далеко еще до Фекана? – спрашивала она снова и снова.
Арвид всегда отвечал одинаково:
– Уже недалеко.
Уже недалеко находился город, в котором она не знала никого, кроме Арвида, но и он вел себя как чужой человек. Глядя на то, как он с каменным выражением лица шагает вдоль побережья по ковру из водорослей, камня и песка, девушка постепенно забывала о том, что почувствовала, когда его губы прикоснулись к ней.
Наконец небо немного посинело, а по волнам запрыгали белые барашки пены. Матильда подняла голову, почувствовала на лице озорные солнечные лучи и закрыла глаза, до остатка впитывая в себя тепло. Вскоре солнце снова спряталось за облаком, но столбы дыма по-прежнему виднелись вдалеке.
