«Слава богу, – подумала девушка. – Бернард – рассудительный человек, он разберется в том, что здесь происходит, и запретит Йохану угрожать Арвиду мечом, он…»
– Как королю Людовику удалось сбежать? – вдруг раздался его громкий голос.
Матильда никогда не слышала, чтобы Бернард так кричал.
Арвид открыл рот, но не успел он и слова произнести, как Йохан не менее громко и возмущенно вскрикнул:
– Ему удалось сбежать, потому что среди нас есть предатель! Вот человек, освободивший Людовика. Он хотел уехать с королем, и это ему удалось бы, если бы я его не задержал. К сожалению, я не смог схватить самого Людовика, а также второго предателя, который был с ними заодно.
Матильда вышла из тени деревьев. У нее кружилась голова, но она не обращала на это внимания. Когда Арвид посмотрел на девушку, его взгляд уже не казался невидящим. «Не вмешивайся, – читалось в его глазах. – Спасайся!»
Матильда в растерянности уставилась на него и услышала, как Бернард Датчанин задал вопрос, который она хотела задать сама:
– Боже правый, что же ты натворил?
– Я не помогал Людовику бежать, я всего лишь хотел…
Арвид не успел договорить, потому что его перебил Йохан:
– Несколько человек видели, как они уезжали вместе. И я своими ушами слышал, что Арвид пообещал Людовику свою помощь.
– Я это сделал только для того, чтобы…
– Если бы ты не был с ним заодно, ты поднял бы тревогу, как только узнал его. Почему же вместо этого ты уехал вместе с ним?
– Я тоже хотел бы это знать, – проворчал Бернард.
Взгляды, сверлящие Арвида, были холодными, как сталь. Матильде казалось, что она чувствует их на своем теле. Головокружение прошло, но теперь ее мучила боль, сковывающая ноги и спину. Возле ее лица танцевала мошка, а может, это были искорки, на которые разлетелся мир. Как будто издалека Матильда слышала, как Бернард сначала велел немедленно броситься в погоню за королем Людовиком, а потом приказал держать Арвида в плену до тех пор, пока все не выяснится.
– Нет, – вырвалось у Матильды, – нет…
Ее никто не слышал. Широко улыбаясь, Йохан передал уздечку лошади Арвида одному из людей Бернарда. Арвид опустил глаза.
– Арвид…
На этот раз он ее услышал.
– Уходи в безопасное место! – крикнул он. – Все будет хорошо.
Бернард мельком глянул на Матильду, и в его взгляде появилось удивление: видимо, он не понимал, что она здесь делает. Но Бернард был слишком увлечен мыслями о том, как догнать Людовика, чтобы думать о ней.
Девушка беспомощно смотрела Арвиду вслед. Его фигура все уменьшалась, а Йохан тем временем спрыгнул с лошади и подошел к Матильде.
– Зачем ты это сделал?! – отчаянно закричала она.
Воин с презрением взглянул на ее округлившийся живот:
– Его отцом должен был стать я, а не этот монах.
Когда Йохан ушел, Матильда положила руки на живот и, шатаясь, побрела обратно к дереву. Боль, которая медленно поднималась по спине, сковывала ее тело, словно кандалы, и не давала ей дышать. Падая, девушка ударилась головой о дерево. Она попыталась ухватиться за что-то, но не смогла. Вокруг нее все потемнело, а когда в бездну снова пробился луч света, Матильда лежала на земле, брошенная и беспомощная.
Арвид не давал ей пустых обещаний. Долгое время он и в самом деле был уверен в том, что все изменится к лучшему. Конечно, его поведение было не в его пользу, а клевета Йохана лишь усугубляла его положение, но Бернарду Датчанину Арвид не был чужим человеком. Он помог освободить Ричарда и передал королю Харальду важное послание. Когда все успокоится, он сможет объясниться.
Арвид не роптал, когда его привели к другим пленным, смотревшим на него пустыми глазами; не роптал из-за того, что его почти не кормили. Его мучила лишь мысль о Матильде и о том, что он оставил ее одну на поле боя. Во время долгого пути в Руан Арвид иногда читал молитвы, в которых просил Бога о милости и помощи для нее. Для себя он не просил ничего. Все, что ему понадобится, – это короткий разговор с Бернардом.
Когда после долгих дней пути они наконец приехали в Руан, а через несколько дней, проведенных в зловонной тюрьме, пленника привели к Бернарду, он понял, что ошибся. Бернард принял его не в окружении своих привычных советников, а вместе с человеком, которого Арвид не ожидал здесь увидеть. Это был аббат Жюмьежского монастыря Мартин, который – Арвид слышал это собственными ушами – мечтал о том, чтобы Нормандия снова перешла в руки франков, пытался выслужиться перед королем Людовиком и не в последнюю очередь собирался использовать для этого самого Арвида.
Теперь об этом не могло быть и речи. Аббат Мартин холодно смотрел на него.
– И как только ты мог совершить такое, сын мой? – спросил он с упреком в голосе. – Как только ты мог стать предателем?
У Арвида пересохло во рту. Выдерживать клевету Йохана было тяжело, но вспыльчивый воин верил в то, в чем его обвинял. Аббат же осмелился нагло лгать ему в лицо! И, видимо, спасая свое будущее, невозмутимо продолжал говорить, даже когда Арвид бросил на него возмущенный взгляд.
– Итак, – обратился Мартин к Бернарду Датчанину, – вы только что сказали, что не можете поверить этим обвинениям и не понимаете, почему Арвид поддерживает Людовика, хотя до этого проявлял необычайную верность вам.
Арвид понял, почему ложь называют ядом. Она не похожа на меч, который обрушивается на жертву и от которого еще можно уклониться. Она напоминает туман, который обволакивает со всех сторон, отнимает воздух, проникает в каждую пору, лишает способности говорить. Он хотел прервать аббата, но не смог.
– В чем бы Арвид ни пытался вас убедить, он питает глубокую ненависть ко всему норманнскому. Мой предшественник, Годуэн, рассказал мне кое-что, а позже Арвид подтвердил, что это правда. Он сын Гизелы.
По крайней мере, последнее предложение не было ложью, и тем не менее оно обладало такой же силой – лицо Бернарда перекосилось от удивления, потом от презрения.
– Он родственник короля Людовика?
– Его племянник! – горячо воскликнул Мартин. – Видимо, они уже давно тайно поддерживают связь. Я всегда опасался этого, и больше всего в тот день, когда Арвид самовольно оставил монастырь.
Узник рванул свои путы. Хотя у аббата хватило совести больше не смотреть ему в глаза, Арвиду очень захотелось его ударить. Пламенная ярость, которая иногда охватывала бывшего послушника, сейчас снова грозила сжечь его дотла.
– Это ложь! – крикнул он.
– Значит, Людовик тебе не родственник?
– Родственник, но…
– Ты племянник злейшего врага Ричарда, и ты скрыл это от нас! – взревел Бернард.
– Почему я должен был об этом рассказать?
– Накануне сражения я спросил тебя о родителях, и ты ответил, что это не важно.
