– Прямо-таки инквизицию!
– Я знаю, что говорю. Даже если вы попробуете пересказать наш разговор, даже если вам сначала поверят, потом разочаруются и все спишут на вашу болезненную фантазию. Или на шуточки психики, травмированной пребыванием в подземелье.
– Сдается мне, вы, Бондарь, чудовище, которое сейчас набивает себе цену.
– А что мне выторговывать? Свободы меня лишат в любом случае. Правда, суд учтет чистосердечное признание, раскаяние подсудимого и то обстоятельство, что я обезвредил особо опасного убийцу-психопата и активно помогал следствию. Вы остались в живых, я действовал импульсивно, меня можно понять. К тому же я известная в этих краях персона… Словом, я думаю, что дадут мне меньше, чем обычно в таких случаях. Нет, я себе цену знаю. Но мне показалось, что у вас осталось ко мне несколько вопросов. Зачем-то же вы начали искать на них ответы. Если это вас успокоит – я готов, начинайте.
Мне захотелось встать и уйти. Этот человек меня раздражал. И не потому, что он ударил меня по голове, чуть не задушил собачьим поводком, а потом бросил медленно сходить с ума и умирать в подземном лабиринте – крысам на поживу. Это в самом деле защитная реакция. Можно понять – но не простить. Бондарь раздражал меня совсем по другой причине. Но я все-таки спросила:
– Вы сделали все это ради Лизы?
– Я люблю ее, – спокойно ответил он. – А любовь бывает всякая.
– Вы можете это объяснить?
– А вы могли бы объяснить полет птицы? Вы смотрите в небо, видите, как она машет крыльями, следите за ее полетом, фиксируете его с помощью фотоаппарата или видеокамеры. Но вам не передать словами ощущение полета. То, что чувствует птица, кружа в небе. То, что чувствовали бы вы, если бы у вас были крылья. Именно так было у нас с Лизой. Мы не знали, почему любим друг друга. Просто любили. Точка. И я вспомнил об этом, когда встретил ее здесь, в Подольске: ту, которую любил, ненавидел, не мог забыть – и снова любил.
Кандидат исторических наук исчез. Вместо него напротив меня сидел в наручниках безумно влюбленный мальчишка-студент.
– Но ненависть все-таки была – после той истории с ребенком?
– Ага, вы и это раскопали! Снимаю шляпу. Если б это было не чернокожее дитя, просто мальчик или девочка, – думаю, ничего бы не случилось. В конце концов, он не обязательно должен был походить на меня. Может – на мать, может – ни на одного из родителей. Все было бы списано на гены далеких предков. Лиза допустила неосторожность, но у нее был шанс все скрыть. Я тогда совсем голову потерял – было от чего. А потом простил ее. Не сразу, но простил. Но ее уже не было рядом.
– Поэтому вы забрались сюда, в глушь?
– Отчасти, да. Хотелось все забыть, и я с головой погрузился в дела музея. Работал как проклятый. Результаты вы видели.
– Схема с Безголовым – это ваша идея?
– Идея моя, но дорабатывали мы ее вместе. У Лизы не было другого способа избавиться от постылого мужа.
– Черная неблагодарность – ведь Потурай протянул ей руку помощи, когда ей было совсем плохо. Или она так не считала?
– Он просто купил ее. Воспользовался случаем и купил, как вещь на оптовом рынке. А потом сделал все, чтобы она не могла с ним расстаться.
– Но ведь вы убивали людей!..
– Минутку! – повысил голос Бондарь. – Лично я никого не убивал! Это дело рук свихнувшегося Степана! Он абсолютно вышел из-под контроля!
– Значит, был контроль?
– Мы готовились к этому целый год. Лариса, такие вещи не делаются сгоряча. Когда я подобрал Степана, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Просто пожалел убогого. В музее он работал на совесть и был предан мне, как Полковник. Вы же видели моего пса? В какой-то момент я начал его осторожно обрабатывать. Ну, а убедить шизофреника в том, что он – потомок Витольда Ржеутского, оказалось совсем не сложно. Степан так проникся, что был готов искать отрубленную голову своего предка чуть ли не ежедневно…
В горле у меня стоял ком. Я с усилием сглотнула.
– Скажите честно, Бондарь: вам не жаль этих людей?
– Кого вы называете людьми, Лариса? Рецидивиста Мишку Дорошенко? Кстати, если во всей этой истории и была случайная жертва, так это он. Наш экскурсовод – соседка Валентины Глубокой, той самой «заочницы». Она без всякой задней мысли выложила мне все и про Валентину, и про ее примака. И я подумал: если его убрать из этой жизни – вреда никому не будет.
– Значит, именно вам дано это решать?
– Пришлось, – картинно вздохнул Бондарь. – И никто по нему не заплакал, даже Валентина. И вообще с ним все вышло просто: гулял себе, пьяненький, вечерком, только и оставалось сказать Степану: «Фас!»
– Сизый – тоже лишний человек?
– Этот вообще не имел права рождаться! Я же говорил вам – не терплю журналистов! Мало того, что норовил воспользоваться моим трудом, – еще и девчонок к себе таскал! И все это знали. Подольск – городок маленький, а женщины, работающие в гостинице, дружат с сотрудницами музея. Вот уж языки почесали! А я все это, само собой, тоже слушал. Ну, и сделал свои выводы: посоветовал Эдуарду выписаться из гостиницы и пару дней погостить у меня. Пообещал показать призрака, которым он так увлекся. Ох, и загорелся же он! Оставалось только вытащить его на развалины, а дальше Притула сам все сделал.
– А зачем понадобилось тащить его труп на центральную площадь?
– До сих пор не поняли? Вы же в Киеве живете, стыдно! Это же шоу-бизнес!
– Где тут шоу-бизнес?
– Безголовый труп! Разве нет? Мигом слетелись стервятники. Шумиха вокруг, суматоха, паника. Причины никого особо не интересуют, главное – побольше шума, он внимание отвлекает. Согласитесь: когда нашли третий обезглавленный труп, он уже воспринимался в комплекте с остальными, как нечто само собой разумеющееся. Это было просто очередное безголовое тело, оно потеряло всякую индивидуальность. Я прав?
– Не знаю, должна ли я вас вообще слушать… Вы ненормальный, Бондарь, гораздо более ненормальный, чем ваш верный Степан.
– Может, и так. От любви многие теряют разум.
– Красивые слова. Любовь тут ни при чем… А как было с Потураем?
– Непросто. Мы с Лизой ждали его у них дома. Назад дороги уже не было. Сидели и молчали, а я заставлял себя возненавидеть его так же сильно, как любил эту женщину. Он вошел и даже не успел удивиться – я набросился на него, ударил, сбил с ног, навалился сверху, сдавил горло и несколько раз ударил головой об пол. Потом, когда он перестал шевелиться, затащил в багажник «шкоды» и вывез за город, а там уже прогуливался «призрак». Когда все было кончено и Притула унес свой страшный трофей, я позвонил Лизе. Моя машина осталась возле их дома. Лиза приехала с ключами, мы вместе отогнали «шкоду» Потурая как можно дальше, а потом вернулись домой на моей машине. И я еще успел поговорить с вами по телефону.
