Но в конце концов, повертев листы так и этак, нам удалось найти один телефон с именем, который был обведен особенно жирно.
– И смотри, этот же телефон вторично выписан уже на верху страницы, – сказала мне Мариша. – Причем почерк у Светланы Игоревны стал значительно уверенней, словно она получила от этого детектива какие-то гарантии или что-то там такое, что смогло ее несколько успокоить.
– Звоним этому Григорию Андреевичу из агентства «Икар»? – спросила я.
– Ага, – кивнула Мариша.
И мы позвонили. Увы, удача отвернулась от нас. Григорий Андреевич в принципе работал в данном месте, но сейчас его не было. Оно и понятно, было уже почти восемь часов вечера. И где именно этот Григорий Андреевич находится, на задании или нет, секретарша не знала. Отказалась она нам дать и его домашний адрес.
– Вы не понимаете, это дело жизни и смерти, – рыдала Мариша в трубку.
Рыдала она так упоенно, что к нам примчались все перепуганные обитатели квартиры.
– Маришка, что случилось? – заголосила Тамара Ильинична. – Кто умер? Так я и знала, что эти ваши самостоятельные расследования до добра не доведут. Кто погиб? Дядя Сеня?
Тамаре Ильиничне подпевал звериный хор. Все пели на разные голоса, но в целом выходило очень жалобно и живописно. Немного подумав, я тоже стала горестно подвывать. Конечно, против такого всеобщего потока скорби не выстояла даже твердокаменная секретарша на другом конце провода. И мы получили вожделенный домашний адрес и телефон Григория Андреевича.
– Совсем не факт, что это именно тот детектив, который нам нужен, – сказала Мариша, еще не осушив слез, и, едва положив трубку на рычаг, улыбнулась.
– Что такое? – изумилась Тамара Ильинична. – Чему ты радуешься? Я что-то ничего уже не понимаю. То ты плачешь в три ручья, то смеешься. Ничего не понимаю.
– И не надо, – заверила ее Мариша, снова набирая номер, тыкая пальцами в кнопки телефонного аппарата.
На этот раз она звонила детективу. К телефону подошла девушка. Верней, девочка. И пролепетала, что папы нет дома. Но есть бабушка. А папа вернется скоро. Он вышел в магазин за хлебом.
– Я хочу знать, в чем дело! – настаивала Тамара Ильинична.
– Ни в чем, – ответила Мариша. – Мы ищем одного детектива, которого одна наша знакомая наняла следить за своим мужем и одной девицей.
– Ну и что? – не поняла Тамара Ильинична. – Вам-то он зачем?
– А затем, что клиентка его в тюрьме, муж ее убит, и та девица, из-за которой и начался сыр-бор, тоже мертва. Вот мы и хотим наведаться к этому Григорию Андреевичу и выяснить, не мог бы он пролить свет на это запутанное дело.
– А почему этим делом не занимается милиция? – с подозрением спросила Тамара Ильинична. – Зачем вам впутываться в него?
– Нашей милиции за глаза хватает одной подозреваемой, – ответила Мариша. – Той самой клиентки нашего детектива. Они ее арестовали и очень собой довольны.
– А вы, напротив, уверены, что эта женщина не виновата? – спросила Тамара Ильинична.
Мы кивнули.
– Во всяком случае, нам нужны доказательства ее невиновности, – сказала я.
– Ну тогда, конечно, нужно вам поехать к этому Григорию Андреевичу и поговорить с ним. Он должен вам хоть чем-то помочь. Но дайте мне адрес и телефон этого человека.
– Зачем? – хором спросили мы.
– Ну как же, – пожала плечами Тамара Ильинична. – Мариша у меня единственная дочь. А раз тут пошла такая волна, что всех убивают, то… То я хочу иметь хоть какой-то ориентир, где вас искать, если вы пропадете.
– Мама, мне не три годика, – попыталась возразить Мариша.
Но все было напрасно. Нас выпустили только после того, как мы выдали Тамаре Ильиничне требуемый адрес и телефон. После этого мы смогли отправиться по своим делам. Когда мы подъехали к дому, где жил детектив, был уже вечер. Очень темный вечер. Григорий Андреевич жил в старом жилом фонде в самых жутких домах Лиговки. Жутким дом выглядел оттого, что одна его стена была напрочь лишена окон. Просто глухая кирпичная кладка, местами поврежденная к тому же.
Подъезд дома тоже не радовал. Домофон не работал, а лестница была узкой и чудовищно грязной. По ней разве что крысы не бегали. Хотя, может быть, и бегали, просто мы их не увидели. Григорий Андреевич жил на четвертом этаже, всего в доме было пять этажей. Но лифта не было. А на дверях квартир буквально не оставалось ни одного целого места, так как они были сплошь испещрены замочными скважинами, поставленными старыми и новыми жильцами, должно быть, за все время существования этого дома.
– Ну и помойка, – вздрогнула я. – Зуб даю, тут сплошные коммуналки, которые не расселить и до конца следующего века, потому что в каждой комнате по девять или около того жильцов.
Наконец мы добрались до двери нужной квартиры. Она ничем не отличалась от всех прочих дверей этого подъезда. Впрочем, звонков на ней было всего три. Это как-то обнадеживало. Мы нажали звонок с надписью «Зверевы» – по квартире разлилась трель, и дверь нам открыла девочка лет шести.
– Это вы звонили папе по телефону? – спросила она, оглядев нас с ног до головы. – Только его еще нет. Не вернулся из магазина. Но мама дома. И бабушка тоже. Только бабушку лучше не трогать, она спит. И если ее разбудить, она будет швыряться своим ночным горшком.
– Мы не будем будить твою бабушку, детка, – тут же поспешно согласилась Мариша. – А как тебя зовут?
– Тая, – сказала девочка, попытавшись сделать реверанс.
Одета девочка была в домашний теплый халатик поверх брючек и теплой кофточки. Так что ее реверанс выглядел довольно забавно. Но не успели мы поговорить с милым ребенком, как из глубины квартиры послышался женский голос:
– Таисия, с кем ты там снова лясы точишь? Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смела открывать дверь кому попало! Мало ли кто там припрется!
И в коридор выскочила женщина лет пятидесяти. Похоже, она только что вылезла из ванной. Волосы у нее были влажные и уложены на металлические бигуди, в которых еще моя мама во времена ее молодости щеголяла по дому. Капроновый стеганый халат был из тех же времен. Даже удивительно, как он у нее хорошо сохранился.
– Вы к кому? – рявкнула на нас женщина в бигуди.
– Мама, они пришли к папе! – объяснила за нас девочка. – Они уже звонили и сказали, что они к нему по делу.
– Тая, марш отсюда! – распорядилась мать. – Мала ты еще судить обо всем. Распустилась вконец!
Девочку брань матери не особо огорчила. Видно, она была существом уравновешенным.
– Ладно, чего встали? – сказала гостеприимная жена Григория Андреевича. – Проходите уж, раз пришли.
К счастью, у Мариши в сумке всегда имелись плоская бутылочка с коньяком, небольшая коробочка конфет и лимон. По цвету лица матери Таи было ясно, что от коньяка она не откажется. Так оно и оказалось. Увидев бутылочку, женщина мигом оттаяла и почувствовала к нам прилив теплых чувств. А когда выяснилось, что мы сами вообще пить не будем, она нас просто полюбила. И даже провела в невероятно захламленную комнату, усадила на продавленный диван и, плеснув коньяка в мутную рюмку, принялась изливать на нас свое наболевшее. Наболевшего у нее оказалось много.
