Он вообще не признает паллиативы, избегает недалеких ухарей, годами шлифует песни и теряется, когда надо сказать о себе хорошо; никто у нас уже не теряется, а он – в ступор. По его поведению за кулисами очевидно, что он до сих пор не очень-то понимает, где находится: слишком доброжелательный.
Со всеми оговорками, такие пьесы, как он, никто не пишет, вы, хотя б вот этой внемлите: «НЕ ПОЗВОЛЬ МНЕ ПОГИБНУТЬ», в ней смыслы жизни появляются один за другим, как асфальтовые шампиньоны.
Но публика хочет не тех песен, от которых ангелы рыдают, а святые задыхаются, а как у Сердючки: шоб весело, с гиканьем, чтоб «Нас не догонят», но поистеричнее.
Остановимся, однако, на утверждении, что ЛА голыми руками не взять. Он не за триумфами здесь, хотя от них не отказывается, он за песнями, которые помогают дышать. Нам тоже. У Лени Агутина первый полусерьезный полуюбилей, и он продолжает возделывать оазис интеллектуальной якобы легкой музыки.
Его «Пепел» стучит во мне
На шумном собрании некогда сверхпопулярной программы «Муз ОБОЗ» долго решалось, кто поедет на интервью к Игорю Талькову. Желающих было немного. Сейчас это звучит пошло и манерно, но тогда всех пугала его явственная интеллектуальность в обрамлении очевидной суровости. Это ведь он потом мне скажет (я записал): «Поскреби цивилизацию – полезет дикость», а еще вот это: «Меня волнует тема нравственных императивов», то есть душа его волновала.
Ехать вызвался я.
В подмосковном городе Видное в гримерке я обнаружил человека, который был расстроен тем, как прошел концерт: важные песни пропускали мимо ушей, требовали «Чистые пруды». Воспитанные культурой намека и многоточия, люди не знали, как реагировать на манифесты, и требовали лирику. И то сказать, лирика была что надо. Ведь даже песни о любви («Самый лучший день», «Летний дождь») он превращал в элегии по утраченным чувству и идеалам. Его метафоры были невесомы, как дождинки.
Я спросил, отчего у него в песнях так много хемингуэевского героического пессимизма, и он расхохотался: «Ну, ты и… фрукт. А как же "Я вернусь"?» Я спросил, что он считает для себя самым главным. Он ответил: как сделать жизнь полезной и необременительной тебе самому.
Пытаясь этого добиться, он без снисхождения (это слышно) относился к себе и снисходительно к другим. Он и ценим людьми сегодня, думаю, за абсолютный позитивный фатализм, который и есть основная часть его обаяния: да, непросто, но любите Родину и друг друга и тогда выстоим. И так уж и быть, будут вам «Чистые пруды».
Через неделю Игоря Талькова убили, и мы сопроводили интервью его малоизвестной песней со строчкой «Пепел к пеплу, прах к праху», надеясь, что это правда, что он есть – пепел, который стучится в сердца.
Когда ни апостолов, ни радости
Алексей Потапенко («Потап и Настя») только кажется хлопцем, действующим в рамках классической схемы «он был обычным человеком до тех пор, пока не превратился в атомного песика». Он нравится мне тем, что решительным образом отвергает высокопарную идиоматическую референцию «равно встречай успех и поруганье».
В этом разрезе олимпийское спокойствие не про него: успех он обожает, ругателям жаждет морды набить.
Он умеет писать песни, заставляющие неметь от изумления; под его водительством набрал обороты нешуточные дуэт «Время и Стекло».
Их пьесу, по тональности напоминающую апостольское «Радуйся!», «Имя 505» я объявляю безоговорочным победителем непростого лета, когда не до апостолов, не до радости.
Видимо-невидимо артистов, требующих себе венец из роз и при этом напрочь лишенных харизмы.
А тут – дивная энергетика юных «энерджайзеров», уверенных, что мир спасут не «занавес» и танки с самолетами, а знойные поцелуйчики херувимчиков.
В этой песенке, с которой вместе весело даже не шагать, даже не скакать, а прямо-таки летать по просторам, Потап с подопечными вывернули наизнанку все поп-схемы.
Любовную историю они преподносят с характерной только для Потапа смесью безалаберности и остроумия.
Узрел «Митя» красну деву – «и понесли ботинки Митю», а дева, что твоя гризетка, оказалась огневой.
У Потапа бывают разные эксперименты, случаются такие, к каким тьма вопросов, но данную песню не стыдно и Канье Уэсту в самодовольную рожу сунуть. «Имя любимое мое и непобедимая/ Любовь моя, моя именно/ Имя любимое твое – мое любимое».
И вправду кто услышит эту песню, тот покоя не найдет; пробовать вытравить, удалить из головы эту словесную эквилибристику – все равно что заставить себя поверить, что Капелло выдающийся тренер.
Пусть Ник Кейв хрипит про то, что второй молодости не будет (я всегда хотел съязвить, что, по роже судя, он и первую профукал) и не будет бесплатного счастья, а нам подавай песни живительные и животворящие, это наш субстрат, эликсир, пусть нет второй молодости, «Время и Стекло» делают первую бесконечной.
Пьесы Гребенщикова как часть его ДНК
Лучшие песни Гребенщикова – это высокий класс неостановимой гиперболы. Стиль его пьес и манера их исполнения – часть его ДНК. За Словом он признает сакральное значение, потому у него нет текстов, которые совсем мимо.
Однажды я был в грустях, слонялся по шереметьевскому ВИП-загону и набрел на Маэстро, который в полном согласии с общественным представлением о нем смотрел вдаль и блаженно улыбался. Ну, я сглупа и подошел и выпалил, что, хоть и понимаю, что он мастер плести из путанных между собой слов и идей колоритный гобелен, все равно считаю эти гобелены силлогистикой и беспредметным ля-ля-ля. Без намека на обиду БГ ответствовал мне, что песни его проще некуда, а кто их не разумеет, тот, как изящно ставят на место в Америке, «незаслуженно чувствует себя больше номинала».
Он был прав тогда, прав сейчас. Это большие песни и большие чувства – когда великосветский поп, когда старозаветный рок – про то, как увлекательно и тяжело жить на Руси парню, который все старается перепридумать РУССКИЙ смысл жизни.
У Бодлера описан типаж БГ: «Он – воплощенная жадность жизни»; он жадно живет, да, но при этом «одной надеждой меньше стало, одною песней больше будет», а «…душа не освежится, пока есть притяженье бездны».
БГ чужд крайних эмоций, а спросишь про политику, ответит, конечно, уклончиво, но для него тебя больше нет. Политика не «причиняет приливы крови к голове»; их причиняют только думы о Высоком, которое на поверку самое Простое: люди, огонь, горы, море, облака.
Мне всегда казалось, что БГ адепт великой романтической традиции. Но однажды он пригласил меня на концерт, а после, впечатленного до круглых глаз, заверил, что нет такой традиции, есть только талант и мастерство.
Танцующая на рассвете. Открытое письмо Жанне Фриске
…Подруга моя, Жанна моя, я помню, как мы улетали гуртом куда-то, у тебя случилась пикировка со случайно и временно популярной артисткой, и ты сказала ей, осаживая, что, вообще-то, «звезда – это шар раскаленного газа», не более, и вовсе не то, что она думает; я в это время нес тебе минералку, и чуть не выронил от смеха.
