Выиграл ты в шоу или с треском провалился, главное – «на новенького», и чтобы ты был фриком, побольше людей придут поглазеть, а уж если ты фрик инфернального вида, народу набежит еще больше, труба нетолченая.
Ротация кадров, граничащая с кардинальной ревизией, по-своему выразительна и носит принципиальный характер: за «свежую кровь» и платить можно вдесятеро меньше.
(А то легче высверлить шурф на Венере, чем уговорить Пригожина-Дробыша снизить ставку).
«ГОЛОС» истые рады грошам. Любым. Они согласные на любые условия, каковая сервильная ситуация исчерпывающе описывается шуткой: «Давай, как сказал Мичурину фрукт, уродуй!»
На федеральных каналах, покуда шли-шкворча-лигудели-голосили-ревмя ревели ристалища, новоиспеченным артистам помогли познать за непреложную истину, что надо быть благодарным за любой жест внимания, за любую копейку; что надо ловить мгновение, потому что вселенского успеха – не надо иллюзий – не будет ни у кого, что интересны они только в качестве неведомых зверушек, что все они – «помесь тупика с перспективой», с доминированием тупика.
Не заставляйте в тысячный раз задаваться вопросом, куда подевался грандиозный Гела Гуралиа и где сейчас одиозный (любимец РПЦ) Волчков.
Там же, где вскорости окажутся Наргиз, Тина и – цитирую афишу – «самые яркие участники проекта «Хочу к Меладзе».
Про них, обреченных, пишут, например: «Гранд-финалист(ка)»: просто «финалист» – несерьезно, не звучит, мелкотравчато. А так – возвышенно, патетично, статусно.
И всяк получает свое: кормчие шоу – рейтинги, ведущие – баблос, участники – иллюзию, что они – гранд-артисты, чей выход завершится выступлением Лепса.
Стыдобища Кобзона, Канделаки в спальне чеченского вождя и шкет-переросток Лепс
Сегодня светит солнце, утром, ранним-преранним, а это мое время, оно тихо здоровается, гладит, а не бьет, как сказал поэт А. Кушнер, и пусть я не поэт, но мне хочется писать мадригалы, что-нибудь эдакое, о «сладком утомлении эксцессами чувственных отношений».
Но приходится о другом. И дело не в моей похожести на довлатовского персонажа, который «чувство драмы в себе холил и лелеял», а тот просто доводящий меня до отчаяния факт, что с начала года рак убил уже ВОСЬМОГО по счету дорогого мне человека (в Тбилиси в муках скончался мой товарищ).
Времена не выбирают, в них живут и умирают, но до кончины, есть надежда, еще далеко, а время, которое нам выпало, либо учит смирению, либо сводит с ума. Когда я читаю, как какие-то межеумки желают сдохнуть Иосифу Кобзону, приписывают конец Макаревичу и рак Булдакову, злорадствуют по поводу Фриске, хихикают над Зурабом Соткилавой и шипят в адрес Хворостовского, я вспоминаю тезис, что человечество как вид обречено. (Вот теперь у бедного парня, тээнтэшной звездочки Андрея Гайдуляна обнаружили чреватую опухоль, вот только-только, а мне уже докладывают, что и по его поводу злоречивые упражняются в сарказме вовсю.) Но случай – или казус – Кобзона – это вам не Скарлетт Йоханссон, это институция национального масштаба и пожилой человек, мать вашу, стыдобища какая – терпеть этот подлый балаган в его адрес. Покойный продюсер Айзеншпис за такое беспардонство моментально снаряжал в дорогу бандюганов и ломал обидчикам (два раза при мне, белом от ужаса) руки-ноги.
Из нонешних почти такой же «ндрав» у Тинатин Гивиевны Канделаки, чье назначение на пост генпродюсера главного спортивного канала наделало больше шума, чем демонстрация Майли Сайрус собственной промежности на респектабельной музыкальной церемонии. Каких бы успехов ни добилась ТК, все равно в глазах тиви-сообщества она останется парией, выскочкой. Но Канделаки, нелишним будет еще раз упредить, из тех, кто умеет, как в стихах Новеллы Матвеевой, улучить момент и отчетливо произнесть: «Осади назад, вонючки! Оскользнетесь на развилке!» Она не для того зарекомендовала себя высокодаровитой карьеристкой, с муравьиным тщанием выстраивавшей свою спорную для ортодоксов карьеру, чтоб отступить пред толпой, многие из полпредов которой видели себя в кресле, занятом ТК, и жесточайшим образом разочарованы. Собчак и вовсе считает ТК редкостной дрянью, ТК с ухмылочкой утверждает, что КС врунья, каких свет не видывал. Генеральное обвинение КС: ТК вопросы решает в опочивальнях, например в спальне чеченского вождя. Она экстраверт, она умеет и любит руководить людьми, а если люди не внемлют ей, она поделится с ними любимым перлом из эпопеи про Бонда: «Завтра – это всего лишь предположение». Меня разом восхищает и пугает ее помешанность на здоровом образе жизни. Купите загодя эспандер и гири. Не злите ее, себе дороже. Наш с Канделаки землячок Сосо Павлиашвили некоторое время назад полюбил меня воспитывать, за ним в это псевдомакаренковское дело с энтузиазмом включились Григорий Лепс и Валерий Меладзе. Мол, надо за собой следить, ты тожеть в некотором смысле поп-звезда, где твоя стать, бери с нас пример. Положительно удостоверяю, что брать пример там не с кого, это они погорячились, я рядом с ними смотрюсь, как Том Круз обок с Сергеем Жуковым. ВМ надо перестать переедать, ГЛ производит впечатление шкета-переростка, перебарщивающего с лизергиновой кислотой, а Сосо на интервью каналу «Лайф Ньюс» уселся перед тонко до томности одетой девушкой… В ШОРТАХ И С ЖИВОТОМ, который даже не пытался по временам втягивать, и смотрелся так же нелепо, рассуждая о роли Художника в обезумевшем мире, как смотрятся теперь Агния, фамилию не выговорить, и один из переоцененных Чадовых, которые так много болтали про свою неземную любовь, что любовь сдохла.
Жену и сына Батырхана Шукенова выгнали из дома
Как сказал однажды Ник Кейв: «Вся трансцендентная машинерия вдруг разом перестает работать, когда люди начинают болтать о музыке».
С этими словами ничтоже сумняшеся согласился бы мой неизменный товарищ Батырхан Шукенов, мой Батырчик-богатырчик.
Он был как птица свободен, и мир его был трехмерен, а мы все живем на плоскости; он фланировал, а мы ползаем; для того, чтобы это понять, довольно послушать хотя бы «Эти теплые летние дни», по сравнению с которыми даже Стинг кажется парнем, поющим с явной отдачей в нос.
Его голос был и останется освежающим, как насыщенный озоном воздух, но, опытом горьким наученный, я именно сейчас, сегодня, в этом нещадном, негодяйском мире, отобравшем у меня самых любимых людей, понимаю слова персонажа Марселя Пруста: «Люди, которые говорят мне, что любят меня, беспокоят меня гораздо больше, чем те, кто этого не делает».
Мы виделись с ним в кафешке за два дня до его удручившей меня кончины; он был уставшим, но улыбчивым.
Впрочем, улыбчивым он был всегда, даже в ненастные минуты.
Я дружил с ним двадцать лет, почитал его родным, а о том, что он лишился ребенка, что эта трагедия выпотрошила его, чуть не растоптала, вызнал из чужих уст; можете вообразить?! Можно представить, чтобы человечек носил ТАКОЕ в себе?
И я сказал блестящему А.Н. Малахову, в совершенстве овладевшему приемами создания верной атмосферы в студии (я не видел его в деле предолгое время): вот кто был напрочь, стопроцентно глух к пьедесталу медийной славы, так это Батыр.
