Нас всех могут произвести в инвалиды, как Оксану Водянову, это песня без начала и без конца, понятно, что охранник загадил себе карму до конца дней, и хозяин заведения, сцепившийся с мамой барышни, – тоже, но ведь не о них моя реплика, сожри их огонь вечной кары.
Обо всех нас.
Дело ведь не в аутизме, а в том, что каждый второй из нас не подаст никому стакан воды, у всех загажена карма, никому не отмыться, я прошу считать меня аутистом.
…Я ответил так на вопрос о самом значительном событии в моих глазах, дело было в Останкино, прилюдно, было слышно, как кто-то всхлипнул.
Синдром Шарли
Встаю я до рассвета, задолго, в три пополуночи, у меня ежеутреннее радио, мне надо; третьего дня я поплелся в ванную, выронил зубную щетку и заплакал. Вспомнил погибшую в авиакатастрофе Алису Мозгину. Именно ее. Ей был годик.
Мне всех жаль, всех буквально, простите, что я не стальной, что меня извели эти похоронные крестики, но почему именно эта маленькая девочка (хотя были и другие) – это выше сил моих.
Еще Черчилль писал, что любое обсуждение катастрофы всегда и априори гораздо более страстное, нежели компетентное, но если у тебя башка забита трухой, то имя тебе – ублюдок. При этом в трудовой бумазее ты можешь значиться хоть карикатуристом, хоть артистом, хоть онанистом.
– Мой канон – сарказм, – говорит герой моего любимого сериала и часто получает за этот сарказм по морде, ибо сарказм по временам так же уместен, как, например, исполнение нашими фанерными артистами военных песен 9 Мая. Но если «Чай вдвоем» были просто-напросто нелепы, когда пели пронзительнейшую песнь Высоцкого «Он не вернулся из боя», то французских карикатуристов хочется избить смертным боем и окунуть в чан с кипящей смолой.
У многих людишек есть глубинная потребность злорадствовать по поводу всего и вся. Нельзя, конечно, скорбеть по принуждению. Я переполнен состраданием, у кого-то его нет напрочь, все по-разному устроены, но теперь все больше и больше людишек не хотят «приносить минимальную дань общечеловеческим приличиям».
Хотя бы сымитировать соболезнование.
Этот типаж описан у Достоевского: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить». Но если у эсхатологического гения Федора Михайловича черствый персонаж все же стесняется этого своего «Весь свет сейчас же за копейку продам», то из Франции мне прямо говорят: пошел ты, Отарик, со своими рыданиями на…
У меня был, кстати, знакомый карикатурист (тот еще придурок), любил выпить и порассуждать об особой оптике художника, суть которой в том, что человеческие жертвоприношения – топливо для цивилизации. И всякий раз, когда он «давал натурального Байрона в черном плаще», мы его… ну как это… наказывали. Потому что люди не должны погибать.
Алиса Мозгина и все пассажиры А321 должны были жить, а карикатуры – это дерьмо не только от нехватки доброты, а еще от катастрофического отсутствия разумения, что за какой-то чертой порок окончательно сожрет добродетель.
Прощай, Алиса.
Будь проклята ваша цивилизация.
Человеко-поклонничество
Патриарх Кирилл, который роскошью народы мира покорил, любит публичные выступления даже больше, чем акулы кровь.
Иногда он мне напоминает французов (мои экс-работодатели, уволившие меня за поездку в Киев, следственно, «подрыв репутации») – сочетанием патологического педантизма с бескрайним легкомыслием.
В очередной, не очень продуманной речи он объявил – увага! – ЧЕЛОВЕКОПОКЛОННИЧЕСТВО НОВОЙ РАЗНОВИДНОСТЬЮ, и, стало быть, я законченный еретик, бо поклоняюсь детям своим и друзьям, больше того, облизываю их.
То есть – возьмите на карандаш – в минувшем марте был раскрыт всемирный антицерковный заговор – человекопоклонников, и я слышал вот этими вот ушами и видел вот этими вот зенками, как в московской ресторации люди смеялись над речугой зарапортовавшегося Патриарха. Больше скажу, хохотали.
То есть Патриарх Кирилл не хочет, чтобы во главу угла ставили какого-то там Кушанашвили, евойных детей и друзей и их нелепые права; говорит, это глобальная ересь нового времени.
Вообще, если вы прочитаете эту речь (а она, несомненно, «продиктована» Сами Знаете Кем), то вы поймете, почему на меня так обиделся Патриарх, когда однажды я сравнил его с перехваленным Кристофером Ноланом из-за претенциозной пустышки под названием «Интерстеллар»: как и фильмы Нолана, речи Патриарха напрочь лишены юмора, напичканы натужливой духовностью, структурно переусложнены и изобилуют туманными намеками на какие-то солидные абстракции.
Во времена, когда гонят с работы без объяснения причин (я – особь статья, я ренегат, люблю Подол, дружу с Ю. Литвиненко и болею за «Шахтер»), когда ты не можешь без блата и непотизма пристроить стареньких родителей в больницу, когда люди забыли вкус нормальных продуктов, а коллекторы суть дюжинные уголовники, доводящие до суицида тысячи людей… молодец Патриарх, содержательный человек, вовремя высказался.
Патриарх Кирилл – человек, уверенный в том, что чем чаще произнесешь слово «духовность», тем быстрее утонешь в благодати и мутируешь в пасхального зайца.
Стоит ли напоминать почтенному человеку, что ересь человекопоклонничества стара как мир.
Концентрацию этой ереси, да такую, что хоть ложкой ешь, вы можете найти в книге, которая называется Евангелие, и не странно ли, что об этом говорю я, богопротивный агностик? Даже я знаю, что в этой книжке Сын Божий озаботился самым главным правом человека – правом на спасение.
Речь Патриарха Кирилла о том, что права человека сейчас не главное – речь, существенно уточняющая картину мира.
У меня случилось однажды на радио (не таком могучем, как ВЕСТИ УКРАИНА) «некоторое мировоззренческое прекословие» со смешным человеком по выразительному имени Всеволод Чаплин, и я предупреждал, что, когда его погонят взашей, он вспомнит тех, кого унижал (а унижал он всех). И что, погнали касатика из барских церковных хором, и запел он про права свои что твоя Джамала.
Люди, да, нуждаются в преображении, но ведь это преображение рождается в любви не только к Богу, но и к людям. Что в этом худого?
Из тех, кого знает даже Тина Кароль, человеко-поклонниками были, судя по всему, неизвестные Патриарху Микаленджело и да Винчи.
Эти деятели рассказали нам, что такое красота.
Еретики?
Но я тертый калач, я-то знаю, что никакого богословского или культурологического контекста тут нет – только конъюнктурный.
Если такая речь прозвучала – значит, РПЦ что-то надо, потребно.
Хорошо, ни в Украине, ни в России не было ренессанса, но ведь была великая литература, полная любви к «маленькому человеку».
Книги сожжем?
3наете, что я вспомнил? Когда на днях я встретил человека, уволившего меня из-за поездки на ДР ВЕСТИ УКРАИНА, я спросил его, как он мог допустить такой абсурд со словом «измена»? Он помрачнел и рявкнул: «Может, ты еще вспомнишь права человека?»
