– Он заставит тебя прийти, если захочет, – сказала Марта, – так ты и знай.
Скоро послышался звонок, и Марта сложила свое вязанье.
– Это, небось, сиделка. Она хочет, чтобы я с ним посидела немного, – сказала она. – Надеюсь, что он в хорошем настроении духа.
Она вышла из комнаты и вернулась минут через десять с недоумевающим выражением лица.
– Да ты, должно быть, приворожила его, – сказала она. – Он сидит на диване со своими книжками, а сиделке велел уйти до шести часов. Я должна буду сидеть в смежной комнате. Как только ушла сиделка, он позвал меня и говорит: «Я хочу, чтобы Мери Леннокс пришла ко мне; но помни, чтоб никому не рассказывать! Иди скорее!»
Мери сейчас же отправилась к нему.
Когда она вошла в комнату, в камине пылал яркий огонь, и при дневном свете она увидела, что комната была очень красива. Ковры, драпировки, книги и картины на стенах были ярких, светлых цветов, и комната имела блестящий, уютный вид, несмотря на серое небо и дождь. Колин сам тоже был похож на картину. Он был закутан в бархатный халат и сидел, прислонившись к большой глазетовой подушке. На щеках его горели яркие пятна.
– Войди же! – сказал он. – Я все утро думал о тебе.
– Я тоже думала о тебе, – ответила Мери. – Ты не представляешь, как Марта испугалась; она говорит, миссис Медлок подумает, что она рассказала мне про тебя, и ее отошлют домой.
Колин нахмурился.
– Поди скажи ей, чтобы она пришла сюда, – сказал он. – Она в соседней комнате.
Мери вышла и привела Марту, которая дрожала от страха. Колин все еще хмурился.
– Должна ты делать, что мне угодно, или не должна? – спросил он.
– Должна, сэр, – пробормотала Марта, вся вспыхнув.
– А миссис Медлок тоже?
– Все должны делать, что вам угодно, – сказала Марта.
– Так если я приказываю тебе привести ко мне мисс Мери, как же может миссис Медлок тебя отослать, если она узнает?
– Пожалуйста, не говорите ей, – умоляла Марта.
– Я ее самое отошлю, если она посмеет только слово сказать, – с важностью заявил Колин. – А это ей очень не понравится, уверяю тебя!
– Благодарю вас, сэр, я только исполняю долг!
– Я только этого и хочу, – сказал Колин еще с большей важностью. – Я о тебе позабочусь! А теперь иди!
Когда Марта затворила за собою дверь, Колин увидел, что Мери пристально смотрит на него, точно удивляясь чему-то.
– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он. – О чем ты думаешь?
– Я думаю о двух вещах…
– О чем это? Садись и расскажи мне!
– Первое… вот что, – сказала Мери, садясь на большой табурет. – Однажды в Индии я видела мальчика-раджу… На нем везде торчали рубины, изумруды и брильянты, и говорил он с людьми так же… как ты говорил с Мартой. Все должны были исполнять все, что он приказывал… сию же минуту. Я думаю, что их бы убили, если бы они не послушались…
– Я тебя после заставлю рассказать мне про раджей, – сказал он, – а теперь скажи мне, о чем ты еще думала.
– Я думала о том, как ты не похож на Дикона!
– Кто такой Дикон? Какое странное имя!
– Это брат Марты. Ему двенадцать лет, – объяснила она. – И он не похож ни на кого на свете. Он умеет привораживать лисиц, и белок, и птиц, как туземцы в Индии привораживают змей. Он насвистывает на своей дудке, и все они приходят слушать.
На столе возле Колина лежало несколько толстых книг, и он вытащил одну из них.
– Тут есть картинка… заклинатель змей! – воскликнул он. – Иди-ка, посмотри на нее!
Книга была красивая, с великолепными раскрашенными иллюстрациями, и Колин отыскал одну из них.
– Разве Дикон умеет это делать? – оживленно спросил он.
– Он играл на дудке, а они слушали, – объяснила Мери. – Но он говорит, что это вовсе не волшебство. Он говорит, это все потому, что он живет в степи и знает их обычаи. Он говорит, ему иногда кажется, что он сам птица или белка, потому что он их очень любит. Мне казалось, что он точно спрашивал что-то у малиновки, они точно разговаривали друг с другом… по-птичьи.
Колин откинулся на подушку; глаза его раскрывались все шире и шире, и на щеках горели пятна.
– Расскажи мне еще что-нибудь про него, – попросил он.
– Он все знает… о гнездах, о яйцах, – продолжала Мери. – Он знает, где живут лисицы, барсуки и выдры, но хранит это в тайне, чтобы другие мальчики не отыскали нор и не спугнули их. Он знает про все, что только живет или растет в степи.
– А он любит степь? – спросил Колин. – Как это можно любить такое место… громадное, обнаженное, пустынное!
– Это самое красивое место, – запротестовала Мери. – Там растут тысячи чудных цветов, и тысячи маленьких живых созданий хлопочут, вьют гнезда, роют норы, поют, щебечут, пищат… Они всегда заняты, и им так весело под землей, или на деревьях, или среди вереска… Это их мир.
– Откуда ты знаешь все это? – спросил Колин, повернувшись, чтобы взглянуть на нее.
– Я там ни разу не была, – сказала Мери, вдруг спохватившись, – только проезжала ночью. Мне казалось, что она отвратительна. Но мне все это рассказала Марта, а потом Дикон. А когда Дикон говорит об этом, то кажется, будто все это видишь и слышишь.
– Когда бываешь болен, то никогда ничего такого не видишь, – беспокойно сказал Колин.
Он имел вид человека, который прислушивается к каким-то новым звукам вдали и старается угадать, что это такое.
– Нельзя ничего видеть, когда сидишь в комнате!
– Я не могу пойти в степь! – сказал он обидчиво.
Мери с минуту помолчала, потом сказала нечто очень смелое.
– Мог бы пойти… когда-нибудь!
Он сделал движение, точно его испугали.
– Пойти в степь! Как я могу! Ведь я скоро умру!
– Откуда ты знаешь? – недружелюбно спросила Мери. Ей не нравился тон, которым он говорил о своей смерти. Она не чувствовала никакого сожаления; ей казалось, что он точно хвалится этим.
– О, я это слышал с тех пор, как помню себя, – сердито ответил он. – Все они вечно шепчутся об этом и думают, что я не замечаю. И им всем этого хочется…
В Мери вдруг проснулся дух противоречия. Она крепко сжала губы.
– Если бы им хотелось, чтобы я умерла, – сказала она, – я бы этого не сделала… Кому это хочется, чтоб ты умер?
– Слугам… и, конечно, доктору Крэвену, потому что он тогда получил бы Миссельтуэйт и был бы богат, а не беден. Он не смеет сказать этого, но у него всегда довольный вид, когда мне хуже… А когда у меня был тиф, он потолстел… И я думаю, что даже моему отцу этого хочется…
