Только в последний момент мысли о семье спасли его от самоубийства. Он притормозил, резко свернул на дорогу и остановился. Он навалился на руль, глотая слезы. Как-нибудь, поклялся он, он выпутается из этой передряги.
* * *
Узнав о выдаче ордера на арест Ливайна, Соколоу поспешил встретиться с Дэвидом Брауном, инвестиционным банкиром из Goldman, Sachs, которого он ранее привлек к участию в сговоре, на квартире последнего. В свое время Соколоу получил от Ливайна 125 000 наличными – мизерную часть тех миллионных прибылей, которые принесли сообщенные им сведения. Из них 27 500 долларов он заплатил Брауну. Охваченные паникой, двое молодых людей взяли остатки денег, полученных от Ливайна, разорвали их на мелкие кусочки и спустили в унитаз.
* * *
Как только Сигел пришел в себя от шока, испытанного от известия о том, что КЦББ обвинила в инсайдерской торговле Ливайна, а не его, он вышел из телефонной будки в Национальном аэропорту и вылетел ближайшим рейсом в Нью-Йорк. Войдя в свой кабинет в Kidder, Peabody, он позвонил Бобу Фримену в Goldman, Sachs.
«Он явно проделывал все это не один, – сказал Фримен о Ливайне. – Кто еще, по-твоему, в этом замешан?»
Они обсудили возможные варианты, а потом Сигел осмелился высказать то, о чем было страшно подумать: «Ты же не считаешь, что он контактировал с Боски, не так ли?»
«О, нет, ни в коем случае, – твердо сказал Фримен. – Айвен Боски ни за что не стал бы якшаться с каким-то там Деннисом Ливайном».
* * *
Ближе к вечеру того дня, когда арестовали Ливайна, вскоре после того как Боски заявил своим служащим, что он никогда не слышал о Ливайне, ему позвонил Малхирн.
«Каково определение арбитражера?» – спросил Малхирн.
Боски ничего не ответил, и Малхирн выложил перл собственного остроумия.
«Это тот, кто никогда не слышал о Деннисе Ливайне, не видел его и не говорил с ним!»
Малхирн разразился смехом. Боски промолчал.
Глава 10
10 млн. долларов на счете Денниса Ливайна никак не могли надежно контролироваться властями в течение длительного времени. Вынесенный 12 мая запретительный судебный приказ о замораживании его активов был временным. Помимо того, менее чем через две недели КЦББ должна была получить предварительный (временный) судебный запрет на слушании в федеральном суде, изложив веские доводы против Ливайна. Блокирование счета было для КЦББ главным средством воздействия на Ливайна, с помощью которого она не давала ему возможности вести свой обычный образ жизни и осложняла даже выплату гонораров адвокатам. Его адвокаты из Paul, Weiss незамедлительно оспорили решение о блокировании, в результате чего Ливайну было разрешено снять 300 000 долларов со счета в Citibank для личных расходов и затрат на юридическую защиту. Мартин Флюменбаум, партнер в Paul, Weiss, который работал с Лайменом и был известен свой цепкой и агрессивной манерой ведения дел, заявил суду, что «власти, не располагая достаточно серьезными доказательствами для возбуждения дела, пошли ва-банк, и на слушании в этом суде в четверг это станет ясно со всей очевидностью».
Заявление Флюменбаума будто пришпорило юристов КЦББ. Они неистово готовились к слушанию, снимая письменные показания под присягой с бывших работодателей Ливайна из Smith Barney, Lehman Brothers и Drexel, подтверждающие, что Ливайн имел доступ к конфиденциальной информации. Они собрали и тщательно проанализировали учетную документацию по его торговым операциям через Bank Leu и даже пригласили эксперта-графолога, который подтвердил идентичность почерка Ливайна на заявлении о поступлении на работу в Smith Barney почерку на расходных бланках Bank Leu.
Юристы КЦББ попытались допросить Ливайна как устно, так и письменно, однако его адвокаты велели ему ссылаться на Пятую поправку к Конституции США и не отвечать на вопросы на том основании, что его ответы могут быть использованы против него в суде. Ливайн не подчинился распоряжению суда о предъявлении отчета о его доходах, включая те 1,9 млн. долларов наличными, которые он за несколько лет снял со счета в Bank Leu. КЦББ вызвала повестками для дачи показаний жену, отца и брата Ливайна, который якобы сопровождал его в ряде поездок на Багамы. Любопытно, что члены семьи Ливайна также ссылались на Пятую поправку. Филип Ливайн прибегнул к Пятой поправке даже тогда, когда его спросили о девичьей фамилии его жены, которая, как оказалось, была Даймонд и соответствовала псевдониму Ливайна в Bank Leu. Следователям КЦББ было интересно, что же скрывают члены семьи.
21 мая, за день до слушания по вопросу о вынесении предварительного судебного запрета, Линчу впервые позвонил Артур Лаймен, который попросил о 10-дневной отсрочке и намекнул на готовность начать что-то вроде урегулирующих переговоров. Линч наотрез отказался. Лаймен, судя по всему, был крайне озадачен. Пользуясь репутацией одного из лучших в стране адвокатов, выступающих в суде первой инстанции, он явно рассчитывал на определенное уважение.
«Мне ваш отказ непонятен, – резко возразил Лаймен. – Вы от этого ничего не выигрываете».
Линч почувствовал, как в нем поднимается гнев. Он не был лично знаком с Лайменом, и избранный последним покровительственный тон уязвил его до глубины души.
«Я сделаю то, чего от меня требует закон», – холодно сказал Линч. Его решимость не идти на поблажки Ливайну усилилась, когда ему вскоре позвонил Айра Соркин, нью-йоркский региональный директор управления по надзору КЦББ, знакомый Лаймена. «Лаймен расстроен, – сказал Соркин, как будто Линч был в этом виноват. – Он вас не понимает». Линча взбесило, что Лаймен пытается надавить на него с помощью Соркина.
«Не лезьте не в свое дело», – распорядился Линч. Он не намеревался предоставлять Ливайну никаких отсрочек. Он хотел продолжать оказывать давление.
22 мая, в четверг, Комиссия раскрыла свои карты в Нью-Йоркском федеральном суде. Линч остался в Вашингтоне, поручив изложение аргументации по делу своему заместителю Джону Старку. Это было решающее слушание; если бы судья отменил замораживание активов Ливайна, тот без труда смог бы финансировать длительный судебный процесс. Он, помимо того, получил бы возможность скрыться.
В важнейшем выступлении по делу за всю свою карьеру Старк обстоятельно изложил версию государственного обвинения, подробно описав схему инсайдерской торговли Ливайна на девяти примерах. Лаймен, выразив недовольство «бурей в прессе, не имеющей аналогов в моей [его] практике едва ли не со времен Сына Сэма
[86]», не привел никаких доводов в пользу своего клиента, кроме старых сведений о компаниях, акциями которых тот торговал. Многие из них были взяты из документов, сфабрикованных Ливайном для снятия подозрений с Bank Leu.
«Наблюдался буквально наплыв информации об этих компаниях», – настаивал Лаймен. Ливайн хранил молчание.
Федеральный судья Ричард Оуэн быстро разделался с аргументами Лаймена. «Совершенно ясно, – сказал он, – что общение с теми, кто принимает решения, коренным образом отличается от чтения сведений в форме 13-D или "Уолл-стрит джорнэл"». Он удовлетворил ходатайство о замораживании активов Ливайна. КЦББ выиграла свою первую крупную битву.
