Как ни странно, Джозеф не понимал, что в фирме господствует и поощряется другая, олицетворяемая Милкеном система ценностей: Drexel была ни чем иным, как корпоративным средством личного обогащения. Когда Джозеф попросил своих «звезд» согласиться на меньшие премии, Блэк и его союзники выразили шумный протест. В итоге Джозеф все-таки уговорил Блэка принять привилегированные акции, хотя их количество стало предметом ожесточенного спора. Киссик оказался более сговорчивым и, помимо того, убедил принять предложение Джозефа сотрудников своего отдела. Сам Джозеф взял всю свою премию в 2,5 млн. долларов привилегированными акциями. Однако доля акций в премиальных, на которую согласились его подчиненные, в среднем не превышала 18 %. Drexel сэкономила наличность всего лишь на 64 млн. долларов и выплатила свыше 200 млн. из капитала, в котором отчаянно нуждалась.
В начале 1990 года, когда масштаб проблем Drexel стал более очевидным, банки, обычно предоставлявшие фирме краткосрочные займы, отказали ей в дальнейшем финансировании. Фирма не смогла продать краткосрочные коммерческие векселя. Когда пришло время платить по предыдущим краткосрочным займам, она была вынуждена осуществить платежи из своего убывающего капитала и не смогла рефинансировать долг. К февралю 1990 года Drexel истратила на покрытие одних только краткосрочных коммерческих векселей 575 млн. долларов.
Джозеф полагал, что фирма все еще располагает капиталом в 1 млрд. долларов, правда, в таких активах, как не пользующиеся спросом бросовые облигации и доли в компаниях, выкупленных на заемные средства. Он начал искать различные способы финансовых вливаний в компанию, среди которых рассматривалась продажа наиболее ликвидной части портфеля акций и перемещение активов на 300 млн. долларов из дочерней брокерско-дилерской компании Drexel в головную компанию.
Но это уже было началом конца. В пятницу, 9 февраля, КЦББ и Нью-Йоркская фондовая биржа уведомили Drexel, что ей не разрешается уменьшать капитал ее дочерней фирмы. Джозеф был потрясен – он полагал, что Kidder, Peabody было позволено гораздо больше нарушить регулятивные минимумы до вливания в нее средств General Electric. Но Kidder, Peabody на тот момент уже имела обещание о заключении сделки с GE. Сотрудники регулятивных органов считали вынашиваемые Джозефом планы мобилизации капитала несбыточными мечтами и оценивали активы Drexel намного ниже, чем она сама. Джозеф вновь недооценил тот колоссальный вред, который фирма сама себе причинила ожесточенным сопротивлением, вылившимся в вынужденное признание вины. Kidder, Peabody в отличие от Drexel пошла на сотрудничество с обвинением довольно быстро. Никто не был расположен делать что-либо, в чем можно было бы усмотреть благосклонность по отношению к Drexel.
Drexel двигалась к краху с пугающей быстротой. В тот уик-энд в фирму нагрянули юристы, специализирующиеся на банкротствах. В понедельник, 12 февраля, Джозеф позвонил Джеральду Корригану, влиятельному главе Правления Федеральной резервной системы Нью-Йорка, отчаянно надеясь, что тот окажет давление на подведомственные ему крупные нью-йоркские банки, дабы те предоставили Drexel экстренные займы. В 4 часа пополудни представители группы банков собрались в офисе Drexel на Брод-стрит, и главный управляющий Drexel попросил их о займах. Из-за поспешности попытки спасения фирмы Джозеф плохо подготовился к вопросам банкиров и, несмотря на то что на встрече он оценил стоимость портфеля Drexel уже не в миллиард, а в 850 млн. долларов, не сумел убедить их в том, что портфель надежен и со временем не обесценится. Банкиры ушли, не связав себя никакими обязательствами.
Вечером, около 11, Джозеф позвонил Корригану. Неужели ФРС не делает ничего, чтобы помочь? Корриган загадочно ответил, что, хоть он и не пытается учить Джозефа, как вести дела, но «будь он на его месте, он бы поговорил с главными управляющими ряда этих банков напрямую». Ухватившись за его слова, как утопающий за соломинку, Джозеф воспринял их как намек на то, что Корриган выполнил его просьбу и надавил на банкиров.
Джозеф тотчас же стал обзванивать банки, но это ничего не дало. Когда он с нажимом спрашивал у банкиров, не поступало ли к ним от Правления ФРС указание помочь Drexel, те отвечали отрицательно. Постепенно он осознал, что Правление ничего не предприняло.
Доведенный до отчаяния, Джозеф снова позвонил Корригану около полуночи. «Может быть, я вас неправильно понял? – спросил Джозеф. – Банки бездействуют».
Корриган вздохнул и ответил: «Позвоните в министерство финансов. Боюсь, у нас разные повестки дня».
Джозеф понял, что обречен. Министром финансов был не кто иной, как Николас Брейди, бывший глава Dillon, Read, который, по мнению Джозефа, так никогда и не простил Drexel ее враждебного рейда на одного из его крупнейших клиентов, Unocal.
В час ночи Корриган сам позвонил Джозефу по селектору. На линии также был вновь назначенный Бушем председатель КЦББ Ричард Бриден, и Корриган сказал Джозефу, что они говорят и от имени министра финансов Брейди. Корриган сразу же перешел к делу. «Мы не видим здесь света в конце тоннеля», – сказал он. Если Drexel сама возбудит дело о несостоятельности, добавил он, то властям не придется вводить в ней внешнее управление и ликвидировать остатки ее активов. Корриган, Бриден и Брейди хотели, чтобы Джозеф дал ответ к 7 утра.
Джозеф поспешно назначил на 6 заседание совета директоров. Он сообщил удрученным и отчаявшимся членам правления, что «четыре начальника наиболее могущественных регулятивных органов» – Брейди из министерства финансов, Корриган из ФРС, Бриден из КЦББ и Фелан с фондовой биржи – «велели нам уйти из бизнеса». Правление единогласно проголосовало за то, чтобы фирма объявила себя несостоятельной по статье 11.
Джозеф понял, что все, за что он и совет директоров боролись на протяжении последних трех лет, и все, на чем они строили свои карьеры, скоро пойдет прахом. Заявление Drexel о признании вины выторговало для нее еще один год жизни, но Милкен – человек, сделавший фирму тем, чем она являлась, – сам же в итоге ее и погубил.
Во вторник, 13 февраля 1990 года, в 11:15 вечера, Drexel подала прошение о защите от банкротства.
* * *
К весне 1990 года Милкен продержался дольше всех. Ливайн, Сигел, Боски, Фримен, Риган и даже великая Drexel уже покинули Уолл-стрит.
Два главных правительственных чиновника, участвовавших в следствии по делу Милкена, тоже сошли со сцены. Предыдущим летом Брюс Бэрд из Манхэттенской федеральной прокуратуры и Гэри Линч из КЦББ объявили о своей отставке: Линч – по достижении урегулирования с Drexel, а Бэрд – после заявления Фримена о признании вины.
Оба были измотаны, особенно Линч, который практически непрерывно работал над серией взаимосвязанных дел еще с начала расследования по делу Bank Leu более четырех лет тому назад. Оба подвергались ожесточенным публичным нападкам со стороны хорошо подготовленных оппонентов и оставались на низкооплачиваемых государственных должностях намного дольше, чем это было необходимо по долгу службы. И в том, и в другом ведомстве шли интенсивные кадровые перетряски, и возможность перейти к частной практике была благоприятной, как никогда.
