В этот день все настолько устали, что после вечернего чая практически никаких разговоров не было. Все расползлись по своим местам, и уже в десять часов вечера наш кунг напоминал спящую мёртвым сном ночлежку бомжей. Запах немытых потных тел наверняка вполне соответствовал обстановке того заведения. Мужикам-то на это было наплевать, а вот наши девчонки от этого явно мучились. Я, даже мертвецки усталый, это почувствовал и, уже засыпая, думал, как нам устроить банный день.
Телефон начал кукарекать, как всегда, в семь часов утра. Так как я его специально положил у входа в кунг, пришлось, чертыхаясь, сползать с нар и идти его выключать. Раннее кукареканье моего будильника было настолько мерзким, что способно было поднять мёртвого из гроба. Естественно, что эти противные звуки будили всех, и начинался уже привычный ритуал подъёма, с проклятиями в адрес злодейки-судьбы, закинувшей таких хороших людей в такую мерзкую клоаку, где даже поспать спокойно не дают. Но в конечном счёте всё завершалось распитием горячего чая с остатками девичьих запасов продуктов. А продуктов-то у нас оставалось негусто. В последующие дни мы могли располагать только тем, что находилось в момент катастрофы в «Газели», и собранным скудным урожаем с земли, перенесённой вместе с нами в этот ледяной мир.
Этот день, по общему мнению, должен был стать последним на перенесённом с нашего мира осколке Земли. К вечеру мы надеялись закончить тут все дела и перебраться к реке. Но все наши планы были нарушены обычной прозой жизни. Никак мы не успевали разобрать грузовики и «Калину», хотя разборка эта шла, можно сказать, варварскими методами. Если закипевшие болты не хотели отвинчиваться, в дело сразу же вступала болгарка. Но нужно было снять столько ценных запчастей, что было решено отложить нашу эвакуацию ещё на один день. К тому же пришлось монтировать нашу кран-балку. Без неё снимать движок с «Калины», мосты и коробки скоростей с грузовиков было невозможно. Только к вечеру следующего дня мы смогли перебросить весь груз и перегнать «Газель» и погрузчик к нашему новому лагерю.
Казалось бы, на следующее утро после передислокации мы должны были с ходу навалиться на постройку корабля, но не тут-то было. Слишком избалованные цивилизацией, мы уже практически не могли находиться больше в таком варварском состоянии. Казалось, что от нас шла невообразимая вонь. Нам нужно было срочно мыться, тем более мыло и шампунь были. Поэтому с самого утра мы бодро начали сколачивать из полового бруса что-то типа бани, и уже перед обедом все в ней помылись. Подсобниками в деле сооружения бани у нас были девушки. Они подавали и придерживали доски. Для функционирования бани мы не пожалели бензина – бензогенератор работал больше часа, нагревая воду и помещение будки. Слава богу, воды теперь было сколько хочешь. Кроме бани, мы сколотили и туалет. Можно сказать, ватерклозет – он стоял немного в стороне, над ручейком, впадавшим через сто метров ниже по течению в реку. Таким образом, не нужно было рыть и долбить во льду яму для отходов жизнедеятельности. Они все по этому ручью стекали в реку.
После решения всех этих бытовых проблем мы, завершив обед, приступили к закладке нашего судна. В этот день удалось только разгрузить швеллеры и разложить их в нужном порядке. Вся основная работа развернулась на следующий день. Какая там шабашка! Так как пахали мы здесь – в нашем старом мире можно было представить только в страшном сне. Потогонный труд в течение всего светового дня и питание, еле-еле восполняющее потерянные калории. Вот таким был наш удел в этом мире. Но никто особо не ныл, не нужно было никого подгонять. Голод и бессменные виды окружающих ледяных просторов являлись отличными стимуляторами. И мы работали до изнеможения, до дрожи в коленках, понимая, что только так сможем вырваться из плена этого кошмарного затворничества, с неумолимо уменьшающимся запасом продуктов и топлива.
На десятый день работы на нашей верфи закончился весь запас муки и дрожжей – теперь мы были вынуждены обходиться без хлеба. Правда, пшеничные зёрна немного подсохли, и Лена, размолов их в мясорубке, изготовила что-то типа лепёшек, но это было всё не то. Пресно и невкусно, но мы всё равно подобрали всё до крошки – нужно ведь было набить чем-нибудь пустой желудок. Раньше я думал, что у меня нет жира, только одни мышцы, и похудеть уже невозможно. Но от такой работы и диеты я стал как натянутый канат – только кости и сухожилия.
Девчонки вообще превратились в тростинки. Казалось – дунет посильней ветер и сломает. Но это не мешало им работать вместе с нами и помогать в меру своих силёнок. При этом девушки решали и все хозяйственные заботы, а также вручную добывали зёрнышки из пшеничных колосьев. Следили они и за нашей гигиеной. Раз в пять дней после работы устраивался банный вечер. Чаще это делать было невозможно. Бензин был на вес золота. Газ в баллонах у нас уже кончился и теперь все сварочные работы велись только электричеством. А бензина для генератора оставалось всё меньше и меньше. Хотя раньше нам казалось, что его довольно много. Только с «Газели» и «Калины» мы слили 140 лит ров бензина. Кроме этого, у девушек в багажнике машины была канистра с двадцатью литрами бензина, да и у нас с Серёгой были залиты три канистры специально для генератора. Две канистры бензина, которые были в КамАЗе у Виктора, было решено оставить как НЗ.
Через две недели после начала работ у нас, наконец, произошло знаменательное событие. Наше жилище, наш кунг, был торжественно установлен в трюм. Да, вот именно в трюм! Окружённый со всех сторон деревянными лесами железный остов уже явно напоминал своими очертаниями корабль. Высотой это сооружение было 2,50, шириной – 4, а длиной – 14 метров. Высоту трюма мы специально сделали под наш кунг, чтобы он полностью туда входил и не мешал половому брусу сверху перекрывать трюм. Пятьдесят сантиметров высоты ему добавлял наш тяжёлый киль. Этот громадный швеллер по весу, наверное, был как остальной металл, использованный для строительства судна.
По моим непрофессиональным расчётам вес судна вместе с грузом не должен был превышать ста тонн. Примерно прикинув, я определил вес всех материалов и оборудования корабля максимум в пятьдесят тонн. Поэтому и его грузоподъёмность должна была быть не меньше 50 тонн. А у нас набиралось тонн пять груза. Самым тяжёлым было дизтопливо – его мы набрали больше двух тонн. Кроме семи полных 250-литровых бочек, ранее стоящих в кузовах МАЗа и КамАЗа, из бензобаков грузовиков было сцежено 400 литров солярки. Кроме этого, в топливном баке «Кировца» было дизтопливо, не менее ста литров. Получалось, что при такой загрузке осадка судна будет меньше, чем нужно, – центр тяжести может находиться очень высоко. Но это не пугало – всегда можно было добавить дополнительный груз. Накачать в пустые бочки воды, а если их не хватит, то и в трюм – вот и решение этой проблемы. Самое главное, нужно было весь груз хорошо закрепить, чтобы, когда мы выйдем в море, при качке его не сорвало, и он не пробил наш борт. Но, слава богу, досок и верёвок было много, и на укрепление загружаемого в трюм груза мы их не жалели.
На девятнадцатый день мы дошли до самой трудоёмкой операции – установки мачты. Подготовка к этому событию велась три дня. В основном она заключалась в возведении высоких лесов над тем местом, где в трюме было подготовлено посадочное место для мачты. На эти леса был установлен наш кран. Также много времени заняло изготовление самой мачты и парусов. На один конец двенадцатиметровой толстостенной трубы диаметром 120 мм была установлена заглушка с выступающей мощной скобой. Через эту скобу проходил стальной трос, при помощи которого можно было поднимать или опускать парус. Система по своей сути была похожа на обычную рулонную занавеску. Только парус был в сотни раз тяжелее, но так как для работы с ним мы намеревались использовать трёхтонную таль, то поднять или опустить этот выкроенный из автомобильного тента прорезиненный брезент могла бы и девчонка. Реи были тоже из 120-мм трубы. Длиной они были пять метров, и парус к ним крепился при помощи кусков капронового буксировочного троса. Верхняя рея крепилась к мачте намертво, а нижняя могла свободно двигаться вдоль трубы, с ней она была связана цепью. Когда парус был распущен, нижняя рея тросами цеплялась за борта нашего судна. Кроме большого паруса, был установлен и курсовой. Чтобы наш корабль не рыскал по ветру. К выступающему над палубой на два метра мощному уголку были прикреплены два троса, тянущиеся до скобы на мачте, вот к ним-то и крепился этот курсовой треугольный парус.
