– То есть, если правильно понимаю, у нас дополнительная проблема в виде какого-то лютого хрена, что не просто любит охотиться за говорящей добычей, но еще и имеет на тебя зуб?
– Даже два. Или три, черт знает.
– Очешуенно просто.
– У тебя точно были проблемы в школе. А еще ты была в ней ботаничкой и занудой. И, думаю, точно была плюшкой.
О-па, а ведь угадал. Только вышеперечисленные женщины могут вот так смотреть. Жди теперь дополнительных пинков по яйцам в нашу финальную разборку.
– Блед…
– Именно он. – Раздва совсем успокоилась и задорно рвалась наружу. Непоседливый характер, что и говорить. – Блед. И знаешь что…
Мара выдохнула. Вдохнула. Открыла рот:
– Короче. Ты. Меня. Задрал. Артист, мать твою. Театра имени Петухова!
– Ну, не злись, милая.
– Я тебе ни хрена не милая.
– Как это, дорогая? Мы же с тобой вот только-только расписались.
Ни хера себе скорость! В принципе неприятно, когда пистолетный ствол смотрит на тебя. А когда он смотрит прямо тебе в зрачок, это, знаете ли, неприятнее раза в три. Или даже в четыре.
– Говори!
Да конечно, скажу. И не надо в меня тыкать чем попало. Особенно оружием.
– Блед в последнее время все реже выходил за Периметр.
– И чего тут такого? Рэкет и вымогательство всегда идут бок о бок с любыми авантюрами. Что у золотодобытчиков на Аляске в девятнадцатом веке, что у предпринимателей за Уралом сегодня.
Ну да. Как она точно подмечает всякие верные нюансы. За небольшим исключением, приходящим с опытом.
– Понимаешь… убери ствол, не дури. Убери, говорю. Хорошо, умница. За Периметр выходят только в Зону. А из-за него – возвращаются.
Мара нахмурилась.
– Подожди…
– Чего тут годить? Он и его команда чаще всего обретаются здесь, внутри. Вот и думай, чего хочешь. Может, хрен знает, нашли они какую-то дрянь и она им мозги напрочь вынесла, заменив хер пойми чем.
О, валькирия удивилась. Приятно иметь дело с теми, кто в Зону не ходит. Все вроде у нее есть для крутого персонажа нашей грустной маленькой пьески. И крута, и умна, и умела. Ствол вон как достает, моргнуть не успеешь. А вот – и это так мило – не все так гладко. Что для нее самой, что для Маздая.
Зона и просто война – вещи разные. А противники и подавно. Там, где Мара набиралась опыта, могли и по ночам взводами вырезать или квадратами крыть чем-то тяжелым или чего круче. Кто тут спорит? Опыта у нее хватает, полные карманы. Но не местного. И врагов, таких, как здесь, девушка не встречала.
А Блед и сам по себе не подарок кому угодно, это верно. А уж во что он превратился, находясь в Зоне постоянно, – один Ктулху ведает. Безумие – штука такая… если взялась за кого-то, то сгложет полностью.
– Поняла. То есть ты говоришь о том, чтобы нам вернуться?
– Все проблемы в нашей жизни возникают от нежелания слушать других. В курсе? Я говорил о том, что, если мы сейчас пойдем назад, тогда они точно за нас примутся. А вот если мы пойдем дальше, то примутся тоже. Но не сразу.
– Чудная перспектива. И?..
– Выходим сейчас. И, судя по координатам, идем в сторону Стеклянного поля. Вот и все. А дальше – по ситуации.
– Хорошо. Идем?
– Да. Не забудь проверить снаряжение. Ты разозлила Раздва, и кто знает, все ли на месте?
Не, а чего? Не надо было вести себя как последняя стерва. Вот пусть теперь ворчит и копается в собственном обвесе и подсумках. Раздва – девчонка ловкая. Сами не заметите, как у вас что-то пропадет, если она захочет.
Какой дурак выйдет наружу через специально приспособленный люк? Любой, если он не в Зоне. Так что мы вышли с черного хода. Нет, вовсе не через брюхо локомотива. Через запасной вход, закрывающийся автоматически и только выпускающий изнутри.
Зона ранним утром, да после Бури, это… это… щас, подберу слова. Это, мать его, офигенно. Что, думали, сейчас обрушу лавину аббревиатур и определений, подходящих для гида Русского Императорского музея искусств? А хрен вы угадали. Зона поутру порой крайне офигенна. Хотя опаснее от того она становится еще больше. Заглядишься – и все, кабздец, пропал бродяга.
Солнце здесь появляется не так и часто. Хотя кто знает, это ж Питер. Здесь, говорят, с солнцем всегда напряг. Что ДО, что сейчас. Прорыв, если он и при чем, то не так сильно, как в Мск, к примеру.
А вот сейчас, чудо из чудес, солнце решительным образом заявляло о себе. Пробивалось через ворочавшиеся серые клубы киселя, ничем не похожего на доброутрешнее небо. Тучи, вчера торчавшие в самом верху, сейчас, явно за ночь набравшись воды, низко сгрудились прямо над головой. Густые, плотные, с туманными окраинами, ворочались, вот прямо рукой достанешь. Доставать-то, к слову, не особо и хотелось.
Но солнце, наглое и сильное, плевать хотело на все их безмолвные угрозы, напоминающие поединки двух сумоистов. Да, точно, вон два ёкодзуны схлестнулись и толкаются, потрясая всеми центнерами боевой массы. Надо же…
Так вот, солнцу на все эти препоны явно с утра плевать. Лучи, юркие, как напуганный лемминг, и золотые до опупения и неправдоподобности, лихо прокалывали небо. То тут, то там, то сям. Световые копья рассекали воздушную темную шкуру небесного зверя, ворочавшегося в вышине. Протыкали, падая вниз тонкими острыми остриями, тут же начинавшими шарить по земле.
Солнце в Зоне штука редкая и любопытная. Как ребенок, познающий мир. Очень уж похоже. Вон два зайчика, прорвавшихся вниз, запрыгали-запрыгали куда-то в нашу сторону. Ших-ших, мазнули по оставшимся лужам, отразились от их кривых зеркал, врезались в стекла ближайших машин, заскакали дальше. К ним присоединились еще несколько, таких же юрких и неуемных, исследующих кусок больной земли, накрытой тучевым покрывалом.
У Красных, скрученных в адскую двуглавую куклу, солнце не задержалось. Побрезговало, думаю. Хотя чего тут такого? Да и вообще для Зоны это не странность. Это данность, без которой Зона не Зона. Хотя, конечно, приятного тут мало.
Солнце на пару минут превратило Парк в то, чем он и был. В место, собравшее на своей площадке много причин для гордости человеческого гения. В стоянку странных, но все же просто машин. Подсветило, разбавив серость и охру Зоны и показав немного красок. Я вот, к примеру, и не подозревал, что у «жнеца» на борту есть эмблема. Щит с рыжим косматым солнцем и черным мечом, его же рассекающим. Вот ведь…
Да, место убежища, даже с остатками нескольких погибших и сожженных молниями Красных, под солнечными лучами смотрелось чуть иначе.
Жесть-трава, гнущаяся под ветром с залива, переливалась медью и редкими пятнами оливы. Оставшаяся краска машин обрела глубину, раскрылась изнутри, превращаясь в куски безумного полотна свихнувшегося художника. Защитный, хаки, серый, голубой и серый с единичными вкраплениями красного бросались в глаза, отвлекая, заставляя смотреть только на них. Да, есть такая беда в Зоне. Привыкаешь к ее монотонной желтовато-серой сепии и поражаешься, видя нормальные цвета.
